Т. В. Шипунова потенциал криминологии в разработке междисциплинарного подхода к изучению негативных социальных явлений статья опубликована, см.: Криминология
Скачать 235.11 Kb.
|
Т.В. ШИПУНОВА ПОТЕНЦИАЛ КРИМИНОЛОГИИ В РАЗРАБОТКЕ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ПОДХОДА К ИЗУЧЕНИЮ НЕГАТИВНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ (Статья опубликована, см.: Криминология: вчера, сегодня, завтра – СПб., 2007. № 1 (12). С.52-66) Когда описывают историю криминологии, то все коллизии, связанные с ее развитием, рассматривают в связи с расхождением в понимании предмета, целей и задач. Это действительно важно. Не менее важно понять и саморефлексию криминологов по поводу места их дисциплины в системе наук. От этого во многом зависят возможность (или невозможность) построения интегративной теории и перспективы развития междисциплинарного подхода к изучению негативных социальных явлений. Здесь нам нужно сделать краткий экскурс в историю развития криминологии. Пока классическая школа уголовного права определяла свой предмет – преступление - как «абстрактную юридическую сущность», которую следует рассматривать чисто технически, вопрос о ее месте в системе наук решался автоматически. В этом традиционном понимании наука уголовного права должна быть функциональной единицей системы юридических наук и ограничиваться эмпирическим изучением преступлений и личности преступника. Дополнительные знания по этим вопросам могли быть получены от “околокриминологических” дисциплин, развивающихся с XVIII в. - криминальной психологии (с 1792 г.), криминальной социологии (с 1882 г.) и криминальной биологии (с 1883 г.)1. Абсолютизация возможностей права по исправлению преступников и понижению роста преступности за счет совершенствования законов и мер наказания «мешало криминалистам-классикам отойти от узкодогматической разработки вопросов преступления и наказания… Юристов не смущал тот факт, что закон, становясь как будто все совершеннее, тем не менее не способствовал уменьшению количества преступлений»2. Как реакция на такое положение дел в рамках науки уголовного права возникает социологическое направление. С этого момента единая наука уголовного права разделяется на два крыла: криминалистов-классиков, сохранивших свои позиции в современной традиционной криминологии, развивающейся преимущественно в рамках нормативистской парадигмы, и криминалистов-социологов, поддерживающих социологическую парадигму. С появлением социологического направления вопрос о предмете, целях и, следовательно, месте криминологии в системе наук вновь стал актуальным. Основное разногласие социологического направления с классической школой – различное понимание преступления. Социологи-криминологи считали, что преступление – это явление внешнего мира, обусловленное не свободой воли, а по преимуществу социальными причинами. Они расширили предмет и, соответственно, цели криминологии: в исследовательское поле стали включать не только отдельное преступление, но и совокупность преступлений как социальное явление; причины не только отдельного акта нарушения закона, но и социальные причины всего явления; не только характерные особенности личности преступника, но и особенности и закономерности явления преступности. Этот предмет и цели еще давали возможность криминологам-социологам оставаться в рамках системы юридических наук, образовав новую отрасль, например, под названием “этиология преступности” или “уголовная социология” (как до 1917 г. называли российскую социологическую школу уголовного права). Однако ход развития необратим и сторонники социологического направления мировой криминологии, развивая познание своего предмета, изменили и расширили его настолько, что он стал выходить далеко за рамки юридических дисциплин. В чем это проявилось? Как пишет один из ведущих криминологов мира – немецкий ученый Г. Кайзер, в мире нет ни одного всеми принимаемого и одобряемого определения криминологии. Существует совпадение во мнениях, что криминология является эмпирической наукой. Имеется общее понимание того обстоятельства, что криминологическая наука имеет дело с преступлениями и правонарушениями, а также с контролем над преступностью, когда речь идет об исполнении уголовно-правовых санкций, прогнозе и исправлении преступников. Наконец, все согласны, что такие явления как алкоголизм, асоциальность, проституция и самоубийства также принадлежат к предмету изучения криминологии. И далее: «Если легальное понятие преступности хотят использовать не просто с позитивистских позиций, тогда следует изучать также процесс совершения преступления и его мотивы, что ведет к необходимости понимания криминализации человеческого поведения вообще. Кроме того, реальная область уголовного права не исчерпывается самим уголовным правом и тюрьмами, а охватывает исследовательское поле, включающее осуществление правосудия – уголовную юстицию, уголовно-правовой процесс, а также формирование уголовной политики и законодательства. А это обосновывает необходимость научного изучения изменения норм и их внедрение в жизнь. Только сознательное принятие положения о “потере ориентации на реальность” или произвольное разделение могут привести к игнорированию этой взаимосвязи. Однако если эмпирический анализ уголовного процесса рассматривается как важная исследовательская задача криминологии, тогда это исследование не может исчерпываться только представлением возможных особенностей определения меры наказания. Она должна будет включать в себя эволюцию процесса и результатов, а также “штаб” права, образцы деятельности которого предварительно уже должны быть рассмотрены. Когда будут изучены деятельность полиции и государственное управление преступлениями, которые, впрочем, имеют тесное отношение к жертве преступления и обязанностям по возмещению причиненного ущерба, то образцы действий, решений полиции и государственного управления также необходимо включить в криминологическое исследование. Это уже потому необходимо, что без знаний действий полиции по составлению криминальной статистики и без знания функций и деятельности органов государственного управления невозможно удовлетворительно интерпретировать статистику о деятельности уголовной юстиции. Спор между представителями разных концепций и мнений о наметившейся тенденции возврата к чисто юридическому определению криминологии едва ли может что-то изменить. Исходя из такого понимания, наряду с реальным уголовным правом следует обратиться к проблемам уголовного преследования и исполнению наказания для того, чтобы быть всеохватной наукой о действительности уголовного права»3. (Надо сказать, что это далеко не полный перечень тех явлений, изучением которых хотела бы заниматься современная криминология). Эту длинную цитату необходимо было привести, чтобы как можно точнее продемонстрировать представления криминологов о состоянии и задачах своей дисциплины. Из описания предмета, как его видят западные криминологи, можно прийти к выводу, что предмет криминологии расширился настолько, что в рамках одной дисциплины – криминологии – заниматься изучением этого предмета становится просто невозможным. И действительно, как можно судить по научной литературе, современная западная криминология нацелена на изучение феноменов, традиционно являющихся предметами других дисциплин. Например, социальные нормы, их формирование и использование в социальных взаимодействиях, социальные причины нарушения норм и взаимосвязи этих причин, социальный контроль и конфликты, само социальное взаимодействие, ведущее к совершению преступлений, социальные процессы, формирование социальных институтов и т.д. являются в большой мере предметами изучения социологии; вопросы формирования политики и управления ее реализацией рассматриваются в рамках управления и теории организации; мотивация поведения, в том числе и преступного – прерогатива психологии; методы и способы формирования статистики – сфера интересов науки статистики и т.д. Но расширение предмета науки – это не произвольный акт. В него могут быть включены только те специфические области социальной реальности или их характеристики, которые не рассматриваются и/или не могут быть рассмотрены методами и в рамках других дисциплин, иначе в науке не было бы дифференциации на отрасли и виды научного знания. Это, разумеется, не исключает возможности использования каждой дисциплиной достижений других наук. Более того, такой подход можно только приветствовать. Разумеется, трудно установить грань между просто использованием данных других дисциплин с целью рассмотрения своего предмета под другим углом зрения и преобразованием предмета в нечто совсем иное, что должно уже рассматриваться другой дисциплиной. Здесь нет четких количественных показателей. Однако можно выделить, пожалуй, качественный показатель. С нашей точки зрения таким показателем может выступать выбор дисциплиной одного из возможных подходов при объяснении причин возникновения и развития предмета исследования, который, однако, не исключает использования других подходов, являясь лишь предпочтительным, доминирующим. При рассмотрении предмета криминологии – отдельного преступления и преступности – в истории ее развития доминировали разные подходы:
Выше уже говорилось, что современная криминология в целом все больше и больше тяготеет к расширению своего предмета преимущественно за счет включения в него социологических понятий, социологической тематики и социологических объяснительных концепций. В связи с этим изменяется и само понятие преступности, которое уже мало напоминает юридическое. Однако такое расширение предмета криминологии представляется нецелесообразным и неоправданным по следующим основаниям. Современная криминология включает в свой предмет поступки и деятельность, совершение которых напрямую не регулируется уголовно-правовыми кодексами большинства стран мира (они не включают запрета на эти проявления человеческой активности), что противоречит даже названию дисциплины. Термин “криминология”, введенный в обращение французским антропологом Топинардом в 1879 г., происходит от латинского слова “criminis” - преступление и греческого “logos” – слово, учение. Следовательно, если исходить из семантики слова, то криминология – это наука о преступлениях, т.е. о нарушениях уголовно-правовых предписаний. Это, разумеется, известно криминологам, поэтому они вели и ведут дискуссию по поводу того, может ли, должна ли, и если должна, то до каких пределов, криминология вторгаться в изучение различных аморальных явлений. Так, у одного из ведущих советских криминологов И. И. Карпеца можно найти следующее высказывание: «Криминология стоит еще на пути к тому, чтобы определить круг явлений, где с особой остротой встает вопрос о раннем предупреждении преступлений. Человек может и не переступить границу, отделяющую непреступное, хотя и аморальное поведение, от преступного. Роль и задачи криминологии в этом случае заключаются в выявлении и осмыслении тех аморальных проявлений, которые ближе всего стоят к преступности и предупреждение которых может реально сказаться на уменьшении количества преступлений и числа людей, вовлекаемых в преступления»4. Похожие рассуждения встречаются и в современной литературе и с ними нельзя не согласиться. Однако для полноты картины хотелось бы добавить следующее. И.И. Карпец и другие авторы чаще всего приводят пример влияния на преступность пьянства. Действительно некоторый процент преступлений совершается по вине злоупотребления алкоголем. Эту зависимость и количественные показатели достаточно легко установить, поскольку при совершении некоторых видов правонарушений положено медицинское освидетельствование на наличие алкоголя в крови. Но если мы говорим об аморальных явлениях, то почему берем алкоголизм или половую распущенность? А почему не взять, например, лживость? Это ведь тоже аморальное явление (во всяком случае, ничто не мешает его рассматривать именно в качестве такового). И оно является спутником, пожалуй, всех преступлений, за исключением разве что неосторожных и совершенных в состоянии аффекта. Можно только догадываться, сколько преступлений актуализируется на основе лживости одного или обоих агентов интеракции, особенно в экономической сфере. К числу аморальных явлений, вызывающих совершение преступлений с большей частотой и вероятностью, чем пьянство, можно отнести также безжалостность, бессовестность, наглость, хамство, самозванство и т.д. Эти феномены чаще всего определяются как черты характера личности, но они же, взятые в совокупности, могут рассматриваться как социальные явления, поскольку так же как преступления имеют совершенно определенные негативные следствия для жертв и общества в целом. Глубинный смысл расширения предмета криминологии за счет включения в него разных проявлений девиантного поведения прост. Логика изучения предмета, который изменился по содержанию и объему за счет возникновения этиологии криминологии, с одной стороны, заставляет подняться на более высокий уровень обобщения и найти такую совокупность, частями которой являются отдельные преступления и преступность. Такими общими или более широкими, или более абстрактными понятиями являются девиантное поведение как отдельный феномен и девиантность как массовое явление. Понятия «преступление» и «преступность» органично вписываются в объем этих понятий, представляя собой только одну из форм индивидуальных и массовых отклонений от норм. С другой стороны, включение преступления и преступности в более общие понятия позволяет лучше осмыслить процесс нормотворчества (включая деятельность законодателя), который непосредственно связан с государственной политикой в области поддержания социального порядка, криминализацией и декриминализацией поступков, выработкой идейных оснований наказания и т.д. Сказанное одновременно означает, что назрела насущная необходимость наполнить новым содержанием структуру познания негативных форм поведения и деятельности с учетом достиженений современной науки. Но каковы возможности криминологии по созданию методологических оснований для междисциплинарного изучения негативных социальных явлений? Заслуги и потенциал криминологии по этому вопросу оцениваются по-разному. От утверждения, что «криминология могла бы стать общетеоретической основой для наук уголовно-правового цикла»5 (следует сказать, что это самая распространенная оценка в российской криминологии), до откровенно скептической оценки ее теоретического потенциала. Например, Х Кремер-Шефер и Х. Штайнерт пишут: «Криминология лишь претендует на самостоятельность. На самом деле она остается лишь техникой, связанной с изменением практики, которая должна разрываться между двумя общественными институтами и их практической деятельностью: между институтами “преступления и наказания” (полицейские, юристы, персонал тюрем) и институтами, поддерживающими “слабых и контроль за ними” (учителя, психологи и социальные работники). Это разделение между двумя различными технологиями основывается на том, что первая больше склонна к “решению проблем” посредством запугивания и исключения, а вторая – через поддержку и, следовательно, интеграцию, когда персонал склонен к этому (если нет, то она также выполняет только функцию исключения). Из этих обязательств многих институтов возникает нечто, что можно рассматривать как относительное знание обеих форм исключения и контроля, но не знание, которому можно было бы придать статус автономного и рефлексивного знания»6. Чтобы избежать субъективизма в выборе одной из оценок потенциала криминологии и не быть голословными, необходимо хотя бы вкратце рассмотреть вопрос о роли и месте криминологии в науке в представлениях самих криминологов. В разное время было предложено, по крайней мере, три варианта ответа на этот вопрос. Вариант 1. Немецкий криминолог Ф. Лист в 1882 г. предложил создание общей науки уголовного права7, которая имела бы целью улучшение уголовной юстиции и криминальной политики за счет всестороннего научного изучения преступления и его причин. В общей науке уголовного права, по мнению Листа, должны быть функционально соединены: уголовно-правовая догматика, криминалистика, криминология, пенология и криминальная политика. Перечень основных задач этой новой науки должен был разделиться на три части и включать в себя: I. Педагогические задачи: уголовное право, юридическое обучение практиков через а) логико-юридический инструктаж по уголовному праву и уголовно-процессуальному праву (уголовно-правовая наука в узком смысле); б) практико-техническое обучение в установлении факта совершения преступления (криминалистика). II. Научные задачи: причинное объяснение а) преступлений (криминология); б) наказания (пенология). III. Политические задачи: дальнейшая разработка законодательства в смысле целеориентированной борьбы с преступлениями, в особенности (но не исключительно) через наказание и связанные с ними мероприятия (криминальная политика). Как видим, криминология в предлагаемой общей науке уголовного права является достаточно узкой дисциплиной, занимается объяснением причин преступления и органично вписывается в систему юридических наук, не претендуя ни на какие теоретико-методологические обоснования и создание единой теории преступления и преступности. Впрочем, для нас в этом конкретном случае важна не криминология сама по себе, а общая теория как единая основа для интеграции. Но в этом подходе непонятно, какая дисциплина из перечисленных должна была объединять, направлять и развивать эту общую теории уголовного права, т.е. выступать синтезирующим началом. Данные идеи, однако, не получили своего развития. В мировой криминологии потому, как считает Г. Кайзер, что «в ранние периоды истории уголовного права все эти концепции еще не получили отчетливого развития и имели бессодержательные формулы для своего существования»8. Не были они реализованы и в России, где с конца 70-х годов XIX в. разгорелась жаркая дискуссия между представителями классической и социологической школ уголовного права. Сторонники второго направления явно с пониманием отнеслись к идеям Листа. Так, например, А.А. Пионтковский отмечал, что соединение криминологических, уголовно-политических и уголовно-догматических доктрин «вполне соответствует современным научным течениям, современной разработке уголовно-правовых вопросов… Это соединение, не нарушая и не уничтожая самостоятельного значения криминологических, уголовно-политических и уголовно-догматических доктрин, взаимно дополняет каждую из этих доктрин и придает им характер единой позитивной науки в истинном смысле этого слова»9. Но чтобы реализовать эту идею, необходимо было договориться о предмете изучения и главных понятиях. А этого, к сожалению, сделать российским ученым не удалось. «Теоретики, вовлекая в сферу своего рассмотрения новые идеи и констатируя возможность двоякого понимания преступления, в результате приходили к отрицанию возможности синтеза этих различных понятий преступления. Они считали, что соединение социологического и юридического подходов в одной науке как раз и приводит к многочисленным противоречиям»10. Это означало одновременно, что создание общей теории уголовного права – это только мечта или дело далекой перспективы. Вариант 2. Часть криминологов предлагает расширить понятие преступления за счет включение в него всех негативных и опасных для общества феноменов вне зависимости от того, существует ли на них уголовно-правовой запрет или нет11. Или же вместо понятия «преступность» рассматривать дискурсы о преступности, складывающиеся в разных социальных группах (политиков, полицейских, ученых, обывателей, самих преступников и т.д.)12. При таком подходе, по мнению авторов, снимается субъективизм оценки деяний в качестве преступных, а явление преступность становится вплетенным в канву человеческих взаимоотношений и может быть подвергнуто более адекватному анализу. В этом видится возможность выхода за рамки уголовного права и приобретение криминологией независимой позиции, позволяющей критически осмысливать деятельность официальных инстанций, осуществляющих контроль преступности, государственную политику и т.д. Представляется, что такой подход вряд ли оправдывает себя. Во-первых, он нарушает два основных принципа уголовного права и правового государства вообще – «нет преступления без указания на него в законе» и «только закон устанавливает наказание» (Беккариа). Если мы расширяем понятие преступления предложенным образом, то возникает опасность ввергнуть общество в состояние хаоса и правового беспредела. Во-вторых, если исходить из рассуждений о субъективности права, ориентированного на интересы только власть имущих, то отменой одного субъективного понятия преступности и введением в научный оборот множества субъективных понятий мы не только не облегчим анализ явления, его понимание, но и сделаем этот процесс просто невозможным. В-третьих, принятие такого определения чревато для криминологии смещением акцентов и путаницей в определении значимости многих социальных явлений. Приведем только один пример. В цивилизованном обществе умышленное убийство признается негативным явлением (преступлением). За него существует наказание в виде лишения свободы. Но долгое содержание в тюрьме чревато для семьи заключенного негативными последствиями и даже в некоторых случаях опасно13. Тогда длительное (а, возможно, и любое) содержание в тюрьме, будучи признанным опасным и вредным для общества деянием14, может быть причислено к преступлению. Каким образом авторы предлагаемого определения преступного могут решить данный парадокс? Упразднить тюрьмы? Вообще отменить наказание, а заодно и уголовное право? Но это просто невозможно. Кроме того, следует быть логичным и готовым к упразднению криминологии, поскольку «потребность в криминологическом знании существует только с определенной уголовно-правовой и криминально-политической подачи. Криминологическое знание будет важным, только если существует и будет существовать потребность в превенции. Поэтому история криминологии неразрывно связана с историей уголовно-правовой теории»15. Вариант 3. В криминологии уже долгие годы дискутируется вопрос о возможности создания интегративной теории. Интегративность при этом понимается как многоуровневость и междисциплинарность рассмотрения причинного комплекса, способствующего возникновению преступления, либо осуществления контроля над ним. Перипетии и некоторые итоги развития этой идеи в мировой криминологии в целом достаточно четко и лапидарно представлены в учебнике «Криминология», написанном Г. Кайзером16. Воспроизведем основные положения. В связи с многоуровневыми взаимосвязями между возникновением преступления и контроля над преступлениями в криминологии уже давно существует потребность в создании всеохватной концепции исследования. Однако до сих пор такой интегративной модели предложено не было. Исследователи довольствуются установлением простых связей между уголовным правом и данными «вспомогательных» для уголовного права наук. Некоторые исследователи видят концептуальное обоснование интегративной общей теории уголовного права именно во взаимосвязях разных наук. Требованию интеграции очень близок междисциплинарный подход в изучении предмета криминологии. Такая стратегия исследований дает шанс для совместной работы разных ученых, как минимум, в области определения проблем и постановки вопросов, связанных с изучением этих проблем. Конечно, междисциплинарный подход имеет как плюсы, так и минусы, но он дает возможность рассмотрения вопросов разными специалистами с разных позиций, а потому делает сами формулировки вопросов более релевантными. Сейчас в области криминологии, как науке о реальности уголовного права в широком смысле, криминальная социология, криминальная психология, криминальная психиатрия и «юридическая» криминология изучают преступления своими методами и со своих позиций, практически не имея возможности привлечь для постановки вопросов и научных исследований знания других дисциплин17, а также умалчивая о некоторых областях своего предмета исследования. Следует сказать, что кроме положительных результатов проведение междисциплинарных исследований сопряжено с угрозой потери взаимопонимания. Например, если в результате изучения деятельности органов юстиции, которая в угоду самосохранению часто закрывает глаза на свои недостатки, криминологами будут получены негативные данные, то это может привести к ухудшению коммуникации, обоюдного влияния, а то и к их полной потере. Из-за отсутствия интегративной теории, сформировалась устойчивая тенденция обращения исследователей, старающихся работать в мультидисциплинарном подходе, к своей науке-создательнице или «родной науке». Однако данные исследований очень часто искажаются в зависимости от установок профессиональной группы и интересов карьерного роста исследователей. Отсюда следует, что криминология, первоначально ориентированная на практическое использование научных результатов, становится ориентированной на дисциплину, выступающую в качестве заказчика исследований. Последнее замечание скорее подтверждает необходимость мультидисциплинарных исследований, могущих получить шанс превратиться в междисциплинарные. Это возможно только при теоретической интеграции, основанной на переработке позитивных вкладов, находок и концепций различных научных дисциплин, которые при этом имеют также свой аналитический и методический инструментарий, пригодный для нужд криминологии. Таковы основные выводы о попытках создания интегративной теории в рамках мировой криминологии. И они свидетельствуют, что общей теории преступности в криминологии нет. Далее Г. Кайзер задает существенный для нашей темы вопрос: нацелена ли криминология в своем сегодняшнем положении на научную коммуникацию, кооперацию и интеграцию с другими дисциплинами? Проанализировав ситуацию и тенденции развития европейской и американской криминологии, он дает следующий ответ. Помимо того, что для проведения междисциплинарных исследований ощущается нехватка теорий (и это при количестве теорий, число которых по оценкам специалистов перевалило за сто! – Т. Ш), криминологи не видят решения проблемы в данном подходе. Если кто-то и говорит о комплексном рассмотрении проблемного поля криминологии и, например, при анализе личности преступника применяет еще и теорию контроля, то делает это эклектично и не решая главных вопросов. Сам же выбор теорий достаточно случаен и зависит от выбранной исследователем перспективы. А если кто-нибудь выбирает для анализа полярные концепции и пытается рассмотреть нечто как экстремальное сочетание своих и совершенно чуждых для себя представлений, то такой подход только раздражает, поскольку выбирать экстремальные позиции становится все легче (не из-за обилия ли теорий? – Т. Ш.), и они могут объяснить положение вещей достаточно убедительно. При этом, однако, требование многоуровневого рассмотрения криминологического проблемного поля совершенно не выполняется. В качестве некоторых относительных аналогов интеграции, по мнению Кайзера, можно считать разные сложные системы постоянно изменяющихся взглядов, а также научные парадигмы. Однако нам кажется, что и парадигмы и особенно “постоянно меняющиеся взгляды” лишь с большой натяжкой могут (?) претендовать на статус системы интегративного знания. Г. Кайзер в итоге своего анализа также приходит к заключению, что в современной криминологии нет убедительных интегративных концепций и успехов в этом деле, а все исследования, ориентированные на совместную работу в области уголовного права и криминологии, отличаются друг от друга только количеством включения в объяснение преступности тех или иных социальных феноменов18. Несмотря на то, что свои наблюдения о судьбе интегративной теории и дальнейшем развитии криминологии Г. Кайзер излагал в 1988 году, актуальность этих рассуждений не утеряна и сегодня. Об этом свидетельствуют, в частности, непрекращающиеся дискуссии криминологов об определение своего предмета, а также о возможности разработки общей криминологической теории. Едва ли лучше обстоит дело по проблеме разработки общей теории и в российской криминологии. Исследователи также ратуют за привлечение данных из других областей научного знания, поскольку это позволяет взглянуть под разным углом зрения, в разных плоскостях на предмет изучения. Вместе с тем, такое исследование будет всегда преломляться через призму юридического знания и понимания преступления и преступности. А этого не всегда достаточно для прояснения сути явления. А самое главное, при данной методологии проведения исследования криминология остается в тесной зависимости от догматичных социальных институтов (каковым является и институт права), что делает ее негибкой и достаточно консервативной при формулировании проблем и интерпретации полученных в ходе исследования данных. Некоторые российские криминологи в качестве общей интегративной теории рассматривают трехуровневую концепцию изучения преступления, предложенную В. Н. Кудрявцевым. Речь идет о трех уровнях проявления криминогенных факторов, которые и следует изучать для понимания механизма детерминации преступного поведения: 1) социальная среда в целом – макросреда; 2) непосредственные факторы формирования личности – микросреда: 3) сама личность, взаимодействующая с конкретной жизненной ситуацией19. Криминогенные факторы, их влияние на формирование личности преступника и саму личность предлагается изучать комплексно, т.е. с привлечением знаний из различных дисциплин, приспосабливая их к интересам криминологии, которая, в свою очередь, базируется на основных положениях науки уголовного права. Однако с нашей точки зрения, такой подход можно характеризовать скорее как мультидисциплинарный, но не интегративный, поскольку, во-первых, несмотря на то, что В. Н. Кудрявцев в своей концепции достаточно аргументированно обосновал индивидуалистические установки личности и противоречия общественного бытия как условия совершения преступления, он «не дал обстоятельного анализа указанных условий и поэтому не сумел достаточно четко отграничить их от непосредственных причин совершения отдельных преступлений»20. Во-вторых, в данной концепции речь идет об изучении преступного деяния, что важно, но еще не объясняет преступность как социальное явление, ибо она – не просто совокупность преступлений, а нечто другое. А причины преступности не сводимы к сумме причин отдельных правонарушений (впрочем, это, кажется, понимает и сам автор). В-третьих, концепция В. Н. Кудрявцева (как и подход, обозначенный И.И. Карпецом) просто не соответствует принципам междисциплинарности, как она понимается в современной методологии науки. Здесь интеграция предстает как взаимодействие научных дициплин, областей знания в ходе научного исследования, в котором всегда существует базовая дисциплина (уголовное право), задающая границы предмета изучения, а другие (социология, психология, социальная психология и т.д.) могут вовлекаться в исследование как вспомогательные. Но такое исследование является не междисциплинарным, а монодисциплинарным21. Так способна ли современная криминология обеспечить междисциплинарное изучение всех форм нарушения социальных норм? Думается, что нет, поскольку, как было показано ранее, криминология не может выйти за рамки породившей ее науки и изменить предмет своего изучения. Вряд ли она может достигнуть междисциплинарного видения объекта, которое обеспечивается на «основе реорганизации релевантных знаний, т.е. тех знаний, которые имеют дисциплинарное происхождение и отражают отдельные стороны объекта изучения»22. Это сомнение будет понятно, если вспомнить, что в криминологии до сих пор не могут прийти к согласию по поводу определения предмета изучения сторонники нормативистской и социологической парадигм. Можно ли ожидать, что криминологи пойдут на компромисс, чтобы прийти к согласию по поводу определения предмета изучения, целей и задач с представителями других научных дисциплин?! И, наконец, междисциплинарное изучение негативных социальных явлений предполагает формирование “метаязыка” или “гибридного” языка, а также разработку метатеории. “Метаязык”, в свою очередь, не может ограничиваться только созданием специфического профессионального жаргона. Прежде всего – это разработка понятийного каркаса теории и расширение тезауруса, описывающего различные характеристики изучаемого предмета. Понятийный каркас является основой для синтеза дисциплинарных знаний и разработки некоторой метатеории, в которой представлены такие общие и широкие основания, которые могли бы вобрать в себя синтезируемые знания. К сожалению, криминология и здесь не может выступать в качестве интегративной дисциплины. Подтверждением тому являются неудачные попытки создания интегративных теорий, а также разноголосица по поводу определения основных научных категорий («преступление», «преступность», «причина», «детерминация», «общественная опасность» и т.д.) и нерешенность основных методологических проблем. Справедливости ради следует отметить, что у разных авторов можно найти решение отдельных проблем, однако для разработки мета- или общей теории и междисциплинарного подхода этого недостаточно. Необходимо, чтобы они были решены в рамках одной теории с единых позиций и – самое главное (и трудное), чтобы в последующем эти решения не вступали в противоречия друг с другом. 1 Kaiser G. Kriminologie: ein Lehrbuch – 2. Aufl. – Heidelberg, 1988. S. 4. 2 Иванов Л. О., Ильина Л. В. Пути и судьбы отечественной криминологии. – М.: Наука, 1991. С. 34. 3 Kaiser G. Kriminologie: ein Lehrbuch – 2. Aufl. – Heidelberg, 1988. S. 6-7. 4 Карпец И. И. Современные проблемы уголовного права и криминологии. – М., 1976. С. 132-133. 5 Шестаков Д. А. Криминология. Преступность как свойство общества. – СПб., 2001. С. 22. 6 Cremer-Schäfer H., Steinert H. Straflust und Repression. – Münster, 1998. S. 17-18. 7 List F. Der Zweckgedanke im Strafrecht //Strafrechtliche Ansätze und Vorträge, Bd. 1, 1905. S. 126-179. О судьбе идей Листа см.: Bock M. Kriminologie. – Münchеn, 2000. S. 14-15. 8 Kaiser G. Kriminologie: ein Lehrbuch – 2. Aufl. – Heidelberg, 1988. S. 8. 9 Цит. по: Иванов Л. О., Ильина Л. В. Пути и судьбы отечественной криминологии. – М.: Наука, 1991. С. 21. 10 Там же. С. 49. 11 См., напр.: Breuer T. Kriminologie als kriminologische Handlungslehre: Ein Grundriss für die Aus- und Fortbildung. – Landwaden, 1998. S. 29; Kaiser G. Indem. S. 14. Так, например, Д. А. Шестаков по этому поводу пишет: «В криминологии же, исходящей из того, что законы, принимаемые государством, далеко не всегда справедливы, под преступлением следует понимать виновное деяние, представляющее для общества значительную опасность, безотносительно к признанию его в качестве такового законом». – Шестаков Д. А. Криминология. Преступность как свойство общества. – СПб., 2001. С. 80. См. также: Курганов С.И. О стереотипах в криминологии //Государство и право. 1998. № 1. С. 61-65; Шульга В. И. Системный подход к оценке организованной преступности в России //Проблемы преступности: традиционные и нетрадиционные подходы. – М., 2003. С. 7. 12 Hess H., Scheerer S. Was ist Kriminalität? // Krim. Journ. 2. Vj. 1997. Heft 2.13 Изучению этого вопроса в настоящее время посвящены многие исследования в западных странах, в частности, в Германии. См., напр.: Kury H., Kern J. Frauen und Kinder von Inhaftierten //Kriminologisches Journal, 35. Jg., 2. Vj. 2003. S. 97-110. 14 А это действительно так, поскольку длительное лишение свободы приносит вред семье, детям, а через 3-4 года настолько изменяет личность преступника, что ему практически до конца жизни не удается вернуться к нормальной жизни, полностью интегрироваться в социум. Тем более что стигма преступника сопровождает его на протяжении всей оставшейся жизни. 15 Bock M. Kriminologie. – Münchrn, 2000. S. 5. 16 Kaiser G. Kriminologie: ein Lehrbuch – 2. Aufl. – Heidelberg, 1988. S. 8-12. 17 По всей видимости, автор имеет здесь в виду узкую специализацию ученых, некоторую цеховость любой профессии, а также отсутствие профессиональных связей на регулярной основе, например, в виде совместных конференций, семинаров, исследований. 18 О попытках создания интегративных теорий, построенных на комбинации двух или более теорий см. также: Гилинский Я. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». – СПб., 2004. С. 114 -116. 19 См.: Кудрявцев В. Н. Причины правонарушений. - М., 1976. 20 Сахаров А. Б. О личности преступника и причинах преступности в СССР. – М., 1961. С. 55. 21 Иванов О. И. Методологические принципы междисциплинарности //Компаративистика – III: Альманах сравнительных социогуманитерных исследований. – СПб., 2003. С. 48. 22 Там же. С. 51. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Статья опубликована в журнале «Международные процессы», 2007, Т. 5, №1(13). Январь-апрель |  | Варшавском университете. Рассмотрены важные моменты межпредметного образования: его содержание, структура, программа; представлен... |
| Становление рыночных отношений в России 90-2000-х гг породило множество негативных явлений в сфере экономики | | Именно для этого и был разработан курс «Актуальные проблемы криминалистики и криминологии». Указанный спецкурс был разработан на... |
| С. Э. Мустафаев, аспирант кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета мгу | | Тегалева Татьяна Дмитриевна, старший преподаватель кафедры социальных наук факультета истории и социальных наук |
| Факторы, обуславливающие глобальную мобильность: социальные, экономические, политические, гуманитарные, экологические. Основы междисциплинарного... | | Кризис 2008-2009 гг во многом изменил внешние условия, в которых развивалась японская экономика до начала негативных явлений на финансовых... |
| П 42 Криминология: Учеб пособие / Юж. Рос гос техн ун-т. – Новочеркасск: юргту, 2011. – 159 с | | Статья написана в декабре 2008 г., до газового конфликта между Россией и Украиной. В английском варианте опубликована в сборнике:... |