Сегодня мы рассматриваем проект энергетической стратегии России до 2035 года. Не стоит объяснять важность и ценность мероприятия, которое проводится
Скачать 1.05 Mb.
|
| Курдин А.А.: Пожалуйста, Максим Валерьевич Довгялло, «СУЭК». Довгялло М.В.: Спасибо большое, дамы и господа. Я в своем выступлении хотел бы обратить внимание на ряд принципиальных моментов, которые содержатся в стратегии. Почему? Потому что, в первую очередь, занимаясь подготовкой материала для Министерства энергетики, для Министерства экономического развития, в рамках программ, которые идут в направлении совершенствования стратегии развития угольной отрасли, работы в рамках комиссий, направленных на оценку регулирующего воздействия, всегда приходится сталкиваться с тем, что нам говорят: «Есть энергетическая стратегия России, на которую завязаны те или иные документы, дальнейшая разработка документа имеет в своей основе энергетическую стратегию, поэтому от нее необходимо отталкиваться». В этой связи хотел бы обратить внимание на ряд принципиальных моментов, которые, с моей точки зрения, будут, в значительной степени, влиять на нормотворческий процесс при реализации положений стратегии, рассматриваемой сегодня. В первую очередь хотел обратить внимание на то, что в материалах, представленных сегодня авторами стратегии, присутствуют позиции, которые не вполне бьются с последними нормативными актами, регулирующими вопросы, скажем, в части выбросов парниковых газов. В сегодняшнем выступлении уважаемые разработчики стратегии говорили о том, что существуют два показателя, на которые необходимо ориентироваться. Первый показатель — это если смотреть на ту динамику развития экономики, которая существует, показатель выброса парниковых газов составит порядка 85% от уровня 1990 года. Если смотреть короткий документ, который был роздан в преддверии сегодняшнего мероприятия, то мы увидим там цифру, которая косвенно позволяет выйти на показатель порядка 79% от уровня 1990 года. В то же время мы знаем, что есть поручение Президента Российской Федерации августовское, которым установлен предельный норматив выбросов, который должна обеспечить Российская Федерация к 2020 году, на уровне 75%. И более того, если мы посмотрим внимательно на нормативные акты Европейского союза, которые очевидно будут учтены в 2020 году при разработке нового соглашения по климату, то там стоит показатель — 60%. В этой ситуации наличие в нашем документе, в нашей энергетической стратегии показателя, на 30% превышающего пороговые показатели, установленные Евросоюзом, и существенно превышающего показатель, установленный Президентом Российской Федерации, как минимум нуждается в уточнении. Потому что возникают два разнонаправленных движения, в рамках этих движений достаточно сложно будет выработать какое-то конкретное реальное решение. Это первый момент. Второй момент. Если посмотреть на короткий материал, представленный сегодня на рассмотрение, то можно увидеть следующее. Если смотрим страницу 8, видим, что предполагается рост спроса на электроэнергию в 1,45-1,5 раза. Смотрим страницу 12, видим, что предполагается рост потребления по углю на 8%. Смотрим на страницы 13, 23, видим, что электроемкость российской экономики должна снизиться в 1,7 раза, а энергоемкость — в 2 раза. Очевидно, что процессы взаимоисключающие. Возможно, закладываемся на то, что будет резкий рост экономики как таковой, и за счет этого увеличения возможно будет достижение этих показателей. Но если посчитать обратным счетом соотношение этих цифр, не знаю, как у коллег, у меня получилось, что средний темп роста должен быть порядка 5-6%. Это немножко не бьется, хотя бы на среднесрочную перспективу, с теми показателями экономического роста, которые уже заложены в бюджетной проектировке и в бюджет на 2014-2016 годов. Хотелось бы тоже предложить посмотреть на этот вопрос более внимательно, для того чтобы потом мы не оказались в ситуации, когда не сможем выполнить заявленные показатели. Следующий момент. Ставится задача на странице 10: «Добиться уровня розничных цен на газ и на электричество на уровне США и Евросоюза». При этом, если посмотреть на страницу 19, то там прямо говорится о том, что уровень капитальных операционных затрат предприятий в России в 1,2-1,7 раза выше, чем в ЕС. Если посмотреть на перечень мер, которые предлагаются для стимулирования экономики, чтобы выйти на решения, указанные на странице 10, то, к сожалению, если мы наложим эти меры на существующую практику предоставления государственных гарантий, которые, как вы знаете, в течение последних пяти лет на цели энергоэффективности ни одна гарантия не была использована. В силу объективных причин, об этом много говорилось, не буду повторяться. Если мы посмотрим на уровень налогового стимулирования и на эффект от налогового стимулирования, и учтем, что на начальном этапе, если мы говорим именно о капитальных затратах, налоговый эффект, за исключением, пожалуй, налога на имущество, по налогу на прибыль фактически нулевой. Поскольку прибыли нет, все идет в погашение кредитов, и при этом мы видим, что отсутствуют такие механизмы государственной поддержки, как компенсация процентных ставок, которая предусмотрена прямо в законе об энергоэффективности; как механизмы, связанные с частичным субсидированием проектов. Возникает вопрос, что, скорее всего, добиться заявленных показателей при том наборе мер государственного стимулирования, к сожалению, не удастся. В этой ситуации хотелось бы попросить разработчиков обратить внимание на этот блок и посмотреть на то, чтобы более плотно, с учетом уже действительно существующих наработок по механизмам поддержки, увязать его с уже существующей нормативно-правовой базой. Там меры реальные есть, они просто по состоянию на сегодняшний день не реализованы. И они гораздо более дешевые, чем предоставление прямых налоговых преференций. Следующий момент, на который я хотел обратить внимание. На странице 4 энергетической стратегии декларируется необходимость повсеместного внедрения, по всем энергоресурсам, системы биржевой торговли. Хотел обратить внимание, что мы столкнулись с этой проблемой, как угольная энергетическая компания. На протяжении последних трех лет нас усиленно пытаются заставить внедрить систему биржевой торговли углем, чего нет нигде в мире. Нет нигде в мире по абсолютно объективной причине: уголь имеет различные характеристики в различный период даже с одного месторождения, одного производителя. Влажность, которая кардинально влияет на цену. Это понимают уже и в Минэнерго, это понимаем мы, это, в принципе, понимают и биржевики, потому что, занимаясь контролем внебиржевых сделок, они понимают, что выстроить реальную картину, позволяющую установить систему, невозможно. В этой ситуации, учитывая, что в настоящее время нам ссылаются на то, что в энергетической стратегии подобные вещи прописаны и именно это основа, хотелось бы обратиться к разработчикам с просьбой тоже проработать этот вопрос и найти способ, каким образом устранить вот это очевидное противоречие, которое существует, которое понимают все, но из-за того, что оно прописано в документах, устранить не могут. Следующий момент. На странице 20 и 21 стратегии говорится об увеличении фискальной нагрузки на бизнес. На странице 20 говорится о внедрении системы обязательного страхования промышленного персонала, что не совсем понятно, в условиях того, что мы уже сейчас 8,5% от фонда оплаты труда платим на страхование от несчастных случаев. Нужно понять, зачем вводить еще что-то дополнительное, когда вот эта модель есть? Если она не работает, давайте, может быть, ее переориентируем? Если она работает, то что еще мы хотим страховать? И выдержат ли предприятия такую нагрузку? Объясню, почему возникает этот вопрос. Уже сегодня в Российской Федерации по предприятиям угольной отрасли совокупная нагрузка на фонд оплаты труда составляет более 70%, по ряду специальностей. Такого нет нигде в мире — ни в Австралии, ни в Австрии, ни в благополучных Соединенных Штатах Америки, ни в Канаде. Введение дополнительной нагрузки на фонд оплаты труда, в принципе, делает этот бизнес неэффективным. Давайте посмотрим на те же самые материалы Минэнерго России, которые публиковались и официально использовались при подготовке государственной программы развития энергетики, повышения энергоэффективности. 40% убыточных предприятий. Очевидно, что при такой нагрузке лучше не будет. Вместо того, чтобы снижать, мы сейчас говорим о том, что давайте ее еще увеличим. Это просто говорит о том, что эти 40%, которые сейчас работают периодически в зоне убыточности просто закроются, мы получим на улице порядка 60-80 тысяч людей, с которыми надо будет что-то делать. Порядка 20 муниципальных образований, моногородов, нужно будет расселять — это миллиардные издержки бюджета. Аналогичная ситуация с ликвидационными фондами. Коллеги, наверное, знают, что Минприроды России подготовило проект подобного документа, но уже в этом документе, учитывая довольно большую работу, прошедшую в прошлом году, было рассмотрена необходимость отказа от создания ликвидационных фондов как таковых, замещение их, для крупных холдинговых компаний, гарантиями от предприятий. Хотелось бы, чтобы эта позиция была тоже отражена в стратегии. Почему? Если будут жесткие ликвидационные фонды, опять же, регуляторы, действующие по цепочке — есть основополагающий документ, в реализацию которого принимаются нормативные акты — вынуждены будут идти по не самому эффективному пути. И последнее, на что хотел обратить внимание. К сожалению, не увидел я ничего в этом документе об устранении пробелов в законодательстве, препятствующих инвестициям в топливно-энергетический сектор экономики. В первую очередь речь идет о том, что до сегодняшнего дня строительство шахты-разреза регулируется градостроительным кодексом, построенному по принципу строительства жилья. Об этом тоже много говорилось, и я считаю, что если мы говорим о том, что мы делаем энергетическую стратегию, которая должна стимулировать внедрение инноваций, как минимум нужно говорить о создании, в том числе, горного кодекса, решающего эту проблему. Спасибо. Аудитория: Я думаю, текст, на который вы ссылались, не соответствует последней версии. Честно говоря, мы не ставили никогда задачу уголь в полном объеме продавать на бирже. Внебиржевых регистраций для индикатива нам вполне достаточно, Минэнерго такую задачу не ставило. Мы сейчас тут с разработчиками переглянулись друг на друга. Мы не понимаем, откуда такая… Я понимаю, я просто в рабочем порядке. Задача увеличения фискальной нагрузки? Более того, у нас стоит обратная задача: мы считаем, что у нас сегодня избыточная фискальная нагрузка. Поэтому у меня вообще сомнения на предмет того, что вы цитировали какую-то правильную бумагу. Я поддерживаю то, что сказал Виталий Васильевич, дайте информацию, я практически со всем, что вы сказали, согласен. Мы не ставили такой задачи в тексте энергостратегии. Вызывает сомнения, что то, что вы цитировали, есть в нашей версии энергостратегии, которую мы сейчас разослали всем компаниям, включая вашу. Я удивлен. Алексей Иванович, надо с коллегой проработать, и эти вопросы все уточнить. Курдин А.А.: Пожалуйста. Мужчина 2: Спасибо. Добрый вечер, коллеги. Я с удовольствием услышал сейчас выступление представителя «СУЭКа», потому что многие вопросы прямо перекликаются. Критиковать чью-то серьезную большую работу (она действительно большая и серьезная, сделанная уважаемыми людьми) — дело неблагодарное. Поэтому, скорее всего, я выскажусь примерно в таком же плане — замечания, которые у меня возникли при изучении этого документа. Есть замечания, есть серьезные возражения некоторым решениям и предложениям, которые прописаны как в основном документе, так и в дорожной карте, которая есть. И соответственно, предложения, которые я готов сейчас зачитать. Гораздо меньше времени. Первое принципиальное возражение или замечание, которое есть, это спорное решение, с нашей точки зрения, выбранные приоритеты развития в электроэнергетике — это опережающий рост строительства атомных электростанций и замещение за счет атомных электростанций, угольных и газовых. При этом в этой же стратегии мы в одном из разделов, я не говорю о том, здесь уже говорилось много, что многие разделы между собой не совпадают, друг с другом, и разнонаправлены. Увеличение добычи угля — уменьшение доли угольной генерации. Увеличение атомной генерации, увеличение газовой генерации — при этом уменьшение энергоемкости нашей промышленности. Мы все знаем, что строительство атомной электростанции — вещь не дешевая, и в два, в три раза, как показывает опыт, дороже, чем строительство обычной, типовой электростанции самых современных параметров — и газовой, и угольной электростанции. То же самое с точки зрения гидроэлектростанций. Это строительство, в зависимости, конечно, от того, где она размешается, когда мы считаем замыкающие затраты, вообще в пять-шесть раз дороже, чем строительство обычной электростанции. А риски, которые должны страховаться по международным правилам, с учетом возможного нанесения ущерба при аварии на таких объектах? Очень слабо рассмотрена, где-то в дорожной карте я нашел, одна из основных задач, которая на сегодняшний день мешает развитию электроэнергетики, это обеспечение рыночного (я повторяю — рыночного) механизма гарантии возврата инвестиций. С ДПМ мы все наелись, и мы все прекрасно понимаем, что это не был рыночный механизм, поэтому этим и закончилось на сегодняшний день. Абсолютно практически не рассмотрено, вскользь два раза, причем в противоречивых, так сказать, постулатах, сказано о распределенной либо малой генерации. Если мы в стратегии выделяем, что до 25% к 2035 году будет производиться энергоресурсов малой и распределенной генерацией, где пакет законов для этой генерации на сегодняшний день? Где регулирующие меры? Сейчас, вы знаете, не секрет, многие предприятия промышленные переходят на строительство. Строительство умных сетей, без включения распределенной генерации и разработки единых правил игры невозможно. По угольным. Тоже очень вскользь, очень мало, а я считаю, что за этим вообще будущее угледобычи (и сейчас я поясню, почему), это отрасль — газификация углей. Газовая химия. Вы продекларировали в стратегии, больше 70% углей должно обогащаться. А куда промотходы? Это реальный уголь с калорийностью 3600-4000 гигакалорий на килограмм, только везти его невыгодно — железнодорожный тариф, а он энергетически — нормальный уголь. Что он будет делать в отвалах? Он будет гореть. Если мы не будем заниматься углехимией, сумасшедшие затраты на экологические вещи, связанные с горением этих углей. Очень вскользь, где-то я согласился, где-то не согласился, это вопросы наших территориальных сетевых компаний. Почему-то там в основном… Слава богу, по теплоснабжающим компаниям единая теплоснабжающая компания — уже продекларировано в рамках одного муниципального образования. В рамках одного субъекта Федерации, мы глубоко уверены, должна быть одна газораспределительная компания и одна электросетевая компания. В сетях не может быть конкуренции по многим вещам, в том числе и по земле. Поэтому по нашему мнению, мы считали по Свердловской области, минимум на 10% падает тариф для конечного потребителя. Ничего не надо делать, один законодательный акт. Не миллиарды, не триллионы — к этим мы еще вернемся вещам. Практически нет ничего, никакого механизма, либо хотя бы реперных точек координации развития энергомашиностроения с развитием электроэнергетики. Если мы с вами говорим о супер сверхкритических параметрах, в стратегии, кстати, по моему мнению, ошибочно, надо просто сверхкритические параметры. 300 мегапаскалей — это супер сверхкритика и температура. У нас пять лет разрабатывается турбина на супер сверхкритику, 9 миллиардов рублей был бюджет — мы ее не видим даже в опытном образце. Как это координировать, когда мы говорим: «Лучше чистые технологии», — а машиностроение не готово? Следующий вопрос, который вообще не утверждается, и к нему надо двигаться, это утилизация золошлаковых отвалов. Они существуют на сегодняшний день. Во всем мире в законодательном порядке принято решение: до 20-40% использовать шлак от электростанций, четвертая категория экологической безопасности, он стекловидный. И последняя, очень принципиальная штука. Я здесь посмотрел, у меня при расчетах это не получилось, целевые показатели стратегии, по нашему мнению, очень серьезно завышены, а стоимость реализации стратегии превышает возможности экономики страны. У меня получилось в тех цифрах, которые сказали, 8% от ВВП. Даже если согласиться с вашими цифрами, где было 6%, 7%, в презентации, 5,5% от ВВП — не серьезные цифры. Это чисто мое мнение. Ассоциация американских инженеров в прошлом году перед правительством подняла вопрос: «Ребята, у нас с энергетикой все очень плохо, давайте будем двигаться, — это они говорят, что у них плохо, — и хотя бы до 1% ВВП поднимем затраты и инвестиции в электроэнергетику». Господь с ним, ВВП разное, экономическое положение страны. Ну 2% — еще как-то можно понять — годового ВВП. 8% ВВП, по моему личному мнению, это ненаучная фантастика. Мы все эти предложения, замечания, прямо с указанием страниц, где не сходится, с таблицами, со всеми делами, через РСПП, через комитет по энергетике РСПП, через Алекперова передадим. И, конечно, возникает много вопросов. Например: машиностроение — малоемкая отрасль. Спорно. И так далее. За счет чего у нас структурные сдвиги, когда у нас доля малоэнергоемких отраслей увеличится на 60%? Декларативное такое заявление, потому что на сегодняшний день те структурные вещи, которые происходят в экономике, говорят об обратном. Спасибо. Курдин А.А.: Спасибо большое. У нас еще было заявлено несколько компаний для выступления, я прошу откликнуться, если они сейчас присутствуют в зале. Во-первых, ФСК «ЕЭС» — Хвалин Игорь Владимирович. Нет? Пожалуйста, «Газпромнефть» — Вакуленко Сергей Владимирович. Вакуленко С.В.: Добрый день. Сразу скажу, что, к сожалению, мы совсем недавно получили документ и подробно ознакомиться не могли, поэтому, может быть, что-то упустили, может быть, те комментарии, которые мы сейчас скажем, где-то в стратегии учтены, а может быть, какие-то вещи, о которых сказать следовало бы, мы их сейчас не скажем, но обещаем посмотреть подробнее и вернуться к этому 20 февраля, как вы говорите. Действительно, документ хороший и более подробно и с других подходов разработан, чем предыдущие, тем не менее, определенные недостатки остаются, на наш взгляд. Например, когда продолжаются попытки действительно использовать сценарный подход, рисуются сценарии, но на практике сценариями это не является, это является проверкой чувствительности, sensitivity, и так далее, чего в этой стратегии, в общем, нет. Чем она является? Она является линейным, безопциональным планом: «Далем так-так-так, приходим сюда-сюда-сюда». Тем не менее, в развитии существует довольно много неопределенностей как технологических, так и политических, экономических, и так далее. Чего в стратегии, к сожалению, нет: как Россия и отрасль, и государство будут отвечать на вызовы, возможности, которые будут реализовываться при реализации этих неопределенностей в ту или иную сторону. Вот эти опциональности развилки, в общем, наверное, хотелось бы увидеть, а их сейчас нет. Когда говорится об обстановке по СО2, я думаю, что мы себя слегка, может быть, успокаиваем. Мы говорим: «Да, Европа очень много говорит про СО2, тем не менее, тот же Китай активно с выбросами работает, и поэтому это утка, никто не будет серьезно никаких действий по СО2 предпринимать». Может быть, это и так, тем не менее, на разнообразных форумах мировых нефтяных компаний в местах вроде Давоса, углекислая повестка звучит весьма громко. Достаточно серьезные и конкретные возможны законопроекты, в частности по поводу углеводородных налогов, действующих, например, по принципу НДС, только трансграничных, обсуждается. И возможно развитие событий, при котором существенные налоги на СО2, существенное давление на выбор СО2 будет реализовано. И это может составить определенные как вызовы, так и возможности для российской энергетики. Аналогичная ситуация по электротранспорту. Мы говорим о том, что спрос на жидкое топливо будет стагнировать, предполагая, что часть этого спроса уйдет на электротранспорт, на газовый транспорт, и так далее. Но как мне кажется, стратегия не предусматривает значимые возможности того, что альтернативные топливные решения займут существенную роль в энергопотреблении. Есть сценарий, в котором это действительно будет так. Есть сценарий, в котором электротранспорт может занять существенную нишу и, соответственно, повлиять на спрос, в частности, на жидкие углеводороды. Аналогичная ситуация с газомоторным топливом, тоже об этом упоминается. Например, там есть варианты, при которых газомоторное топливо может занять существенную нишу как в сегменте океанских перевозок СПГ, так и в сегменте тяжелого дорожного транспорта и железнодорожного транспорта. Это неопределенность, нельзя со всей уверенностью говорить, что это случится, но шанс такой есть. С одной стороны, это, в общем-то, возможность для России — и как газового экспортера, и возможно, дополнительные рынки для российского СПГ, но это и угроза для сбыта жидких углеводородов. Опять же, это некоторая задача для российских энергокомпаний — работать именно в сегментах сбыта газа как моторного топлива. Есть определенные вопросы, которые уже на протяжении 10 лет обсуждаются и остаются поныне открытыми. Например, вопрос — что следует экспортировать России: следует экспортировать нефтепродукты или следует экспортировать сырую нефть? В выступлении представителя «Транснефти», например, имплицитно следовало, что следует экспортировать больше нефтепродуктов, хотя одновременно с этим говорилось, что в экспортных мощностях по нефти уже появляется профицит, а для строительства экспортных мощностей для нефтепродуктов трубопроводы нужно будет построить заново. Соответственно, у нас одни трубы будут все больше пустовать, а мы будем строить новые, дополнительные. Оптимальное ли это движение — это не очевидно. Второй вопрос, опять-таки, учитывая, что спрос на нефть в Европе стагнирует, и в Европе довольно много свободных мощностей переработки, не очевидно, что нужно строить дополнительные мощности, по крайней мере первичной переработки, которые будут фактически конкурировать и работать на этом же самом рынке. Это вопрос, который требует дополнительного анализа. В принципе, если говорить о севере Тихого океана, том сегменте, который тяготеет к рынку Японии, Южной Кореи, прибрежного Китая, там, в общем, ситуация аналогичная. Там мощности переработки недозагружены, и не очевидно, следует ли нам выходить на этот рынок с дополнительными мощностями нефтепереработки. Если же говорить о нефтедобыче, то встает вопрос того… Опять же, стратегия, насколько я смог увидеть, очень аккуратно обходит вопрос того, на каких принципах все-таки следует распределять природную ренту. Традиционный подход был такой, что весь комплекс добычи и транспортировки нефти — это, в общем-то, советское наследие, которое досталось российскому бизнесу, с точки зрения общественного сознания, дешевле, чем, возможно, следовало, поэтому в этом сегменте создается очень много ренты, которую совершенно справедливо изымать. Ну, может быть, это было справедливо в 90-е, может быть, это отчасти справедливо в 2000-е, это заведомо несправедливо в 2010-е, 2020-е и так далее. Но вся система налогообложения, даже когда говорится о переходе в НДД, она направлена на очень жесткое, до скелета, извлечение этой самой ренты, которая оставляет для энергетического комплекса крайне мало мощностей для инвестиций — в то же самое техническое перевооружение, инновации и так далее. Об этом следует договориться. И в итоге российские компании оказываются, в лучшем случае, реципиентами, последователями мирового технологического прогресса. Из этого следуют две вещи. Первое: российским компаниям, оказывается, крайне трудно применять на российских месторождениях современные технологии добычи, в частности технологии (...) (03:09:01), третичные методы добычи нефти, которые начинают применяться на Западе, которые относительно дорогие. Мы сталкиваемся с большими сложностями применения их в России. И, насколько я, опять-таки, сумел заметить, эти технологии третичной добычи практически не освещены, хотя почвы для их применения, в частности в Западной Сибири, крайне велики, которые могут привести коэффициент извлечения нефти с 30% до 50-60%. Это будет фактически равносильно освоению новой нефтяной провинции. Почвы для применения этого есть, но для этого требуются огромные инвестиции в технологическое перевооружение, которые при нынешних подходах к разделу выручки от нефти просто невозможны. И второй вопрос, который остается. Если задуматься, какая отрасль промышленности сейчас в России наиболее конкурентоспособна на мировой арене, это нефтяная отрасль. Наше авиастроение — ну да, мы пытаемся экспортировать «Сухие», и у нас не очень получается. «Ту» мы, кажется, экспортировать уже не стараемся. Российские компании все-таки способны выходить в Ирак, в другие регионы и фактически экспортировать наукоемкие услуги на миллиарды долларов. Действительно, это область, в которой российские компании могут на равных конкурировать с «Shell», с «Exxon», китайскими компаниями, и это действительно интеллектуальный экспорт услуг. В частности, в стратегии ТЭК, наверное, можно было бы уделить место тому, чтобы развивать российский сектор ТЭК именно как мощную экспортоориентированную отрасль России, которая могла бы занять достойное место на мировой арене, в освоении других проектов в других государствах. Вот, наверное, и все. Курдин А.А.: Спасибо большое, Сергей Владимирович. Дальше. У нас на выступление заявлялась еще компания «Россети» — Валентин Межевич. Или кто-то его заменяющий присутствует? Межевич В.: Для электросетевого комплекса, конечно, задача распределения того, что производится, и доведения до потребителя — задача понятная. И то, что сегодня в энергетической стратегии изложено, тоже не является для нас новостью. И то, что у нас уже есть стратегия, утвержденная правительством, 511-м распоряжением «Стратегия развития электросетевого комплекса» — часть задач мы уже выполняем. Это дорожная карта по упрощению и по технологическому присоединению. Безусловно, к 2018 году те задачи, которые этой стратегией поставлены, будут выполнены. То, что в соответствии с 511-м, нашей компанией уже разработана и принята советом директоров техническая политика, и тоже в стадии реализации, это, как говорится, то, что сегодня действует. Что хотелось бы сказать. То, что помечено в энергетической стратегии — это коррекция, улучшение тарифного регулирования электросетевого комплекса. По-моему, эта модель требует очень тщательной корректировки. С сегодняшней позиции, особенно в ситуации, когда объем электрической энергии, пропущенный по действующему сетевому комплексу, практически остается постоянным, она чревата проблемами для сетевого комплекса. Тариф выстроен на пропущенном киловатт-часе. И получается парадоксальная ситуация: чем больше мы строим, тем меньше денег на содержание действующих сетей, тем меньше тарифных источников на содержание действующего сетевого комплекса. Думается, что эту задачу нужно поискать, достаточность тарифных источников на поддержание действующего комплекса, его модернизацию и решение всех тех задач, которые поставлены сегодня и энергостратегией, и стратегией развития сетевого комплекса, и создание новых электросетевых мощностей в распределительном комплексе, с учетом достаточно большого количества недозагруженных центров питания сегодня, тех проблем, которые существуют с консолидацией территориальных сетевых организаций, коих у нас сегодня 3500, кроме компаний, которые принадлежат «Российским сетям». И наведение порядка в региональных котловых тарифах. Я думаю, что в условиях того ценового ограничения, которое поставлено, в целом на уровне 9-10 центов в Соединенных Штатах на киловатт для потребителя, это будет задача сложная. И прежде всего, она потребует, конечно, оптимизации тарифной модели. Спасибо. Курдин А.А.: Спасибо большое. Еще у нас заявлялись представители «РусГидро». Пожалуйста, Оксана Викторовна. Оксана Викторовна: Здравствуйте, дорогие коллеги. Хотела поблагодарить еще раз всех за предоставленную возможность обсудить проект энергостратегии, потому что это очень важно для всех нас с вами. Мы также направили ряд замечаний как раз по энергостратегии и в Минэнерго, и будут направлены разработчику подробные замечания, мы надеемся, что они будут учтены. Очень бы хотелось получить обратную реакцию. Кратко хотела остановиться на нескольких моментах и аспектах. На наш взгляд, в энергостратегии не достаточно уделено внимания развитию Дальнего Востока, особенно такому моменту, как целевая структура рынка Дальнего Востока. Ни для кого не секрет, что Дальний Восток — это не ценовая зона. Кроме этого есть еще изолированные зоны: Магадан, Сахалин. Этого мы в энергостратегии не увидели. Еще один момент. На мой взгляд, не достаточно уделено внимания электроэнергетике. Основной акцент и в тексте стратегии, и в презентации, дается на первичные энергоресурсы, а вторичные энергоресурсы — перерабатывающие, производство электроэнергии — 10 страниц. Хотелось бы еще обратить внимание на то, что сейчас идет сбор инвестпрограмм во всех компаниях, и очень бы хотелось, чтобы результаты работы, сборки инвестпрограмм, попали как входящие, на какой-то итерации, до момента утверждения энергостратегии. И последнее, наверное, на чем остановлюсь, хотелось изменить немножко структуру, попросить, потому что сейчас, если смотришь на документ, есть раздел «Электроэнергетика», есть подразделы — выделяются отдельные виды, например, атомная. В частности, гидрогенерация не выделяется. И по таким вещам, как теплоэнергетика, атомная, идет задвоение текста, соответственно, потому что есть раздел «Электроэнергетика», а есть подразделы. Либо мы везде выделяем подразделы по типам генерации, приводим все-таки к одному какому-то знаменателю. И такие недочеты, опять в структуре, как есть раздел, например, «Региональная энергетическая политика», а есть «Региональные особенности развития ТЭК». Есть над чем поработать по структуре документа. Все замечания направлены, очень надеемся на их учет. Спасибо большое за внимание. Гимади В.И.: Спасибо, Оксана Викторовна. Теперь мы переходим к завершающей части нашего мероприятия — дискуссии. В первую очередь хотела бы попросить ограничить выступления пятью минутами, потому что желающих очень много, а времени у нас не так много. Дмитриевский Анатолий Николаевич, Институт проблем нефти и газа. Пожалуйста. Дмитриевский А.Н.: Спасибо, Виктория Ильинична. Я хочу сказать, что вообще, если вчитаться, тут, я вижу, разработчики предыдущих стратегий присутствуют, то мы имеем дело, нельзя сказать, принципиально новым документом, но документом, который очень взвешенный, сбалансированный, продуманный, просчитанный, и он вызывает глубокое чувство удовлетворения. И самое главное — он появляется в нужный для страны момент. Вы посмотрите, ситуация, в общем-то, лучше не придумаешь: ну где, в какой стране в течение года в три раза с лишним сокращение ВВП? Говорили даже 4,8, потом — 3,8, потом — 2,5. Всемирный банк говорит — 1,4. Что делать? Никто не знает. Значительные финансы на строительство дорог когда окупятся? Не известно. Вытаскивается из вот этого фонда, к которому бережно относимся — все чаще слышатся слова, что надо его распечатать и истратить. А на что — в общем-то, не очень известно. Я был месяц назад, полтора месяца назад, на заседании вольного экономического общества. Кто не знает, это экономическое общество, где собраны наши лучшие экономисты. Проходило это в здании на Тверской, напротив меня сидел Гавриил Харитонович Попов. Небольшой зал, за столом человек 18-20. Напротив академики все наши, знаменитые экономисты. И речь идет об реиндустриализации. Почему? Потому что, вы знаете, очень коротко, в Соединенных Штатах сначала все вывозили в страны Юго-Восточной Азии, особенно в Китай, сейчас зарплата в Китае в течение 11 лет в среднем росла на 18 %. И сейчас уже не выгодно там производить товары, потом их везти через океан, поэтому возврат. И обозначили это словом «реиндустриализация». Как у нас понимается реиндустриализация? «Давайте поднимать машиностроение», — выступает один. Другой говорит: «Нам нужно развивать тяжелые отрасли промышленности». И так далее. Кстати говоря, все чаще среди экономистов с тем, чтобы оправдать отсутствие эффективных решений, звучат слова «сырьевая экономика», «ресурсное проклятье». Я вам могу перевести свой ответ Евгению Григорьевичу Ясину, вы помните нашего министра экономики, в общем-то, совсем неплохого. Я говорю: «Какое ресурсное проклятье? Где была бы страна в 2009-м году, если бы не было вот этого долларового запаса?». «Не гневите Господа нашего», — сказал я. В 2010 году Дмитрий Анатольевич стал говорить о модернизации, выделили 100 миллиардов рублей. Не о модернизации медицины, а промышленности. 100 миллиардов рублей выделили, на 10% модернизация упала. И если мы будем вот так вот раздавать неизвестно куда, да, куда 100 миллиардов ушли, никто не знает, значит, опять у нас ничего не получится. Какое предложение? Вот сейчас впервые четко и конкретно записано, что на первом этапе нам надо говорить о ресурсно-инновационном развитии экономики России. И в этом плане менять отношение к ТЭК. Говорят, что инновационно не привлекателен, не способен и так далее. Я должен сказать, что весь (...) (03:22:02). Это позволит стране сделать правильный выбор. Нефтяные компании и «Газпром» готовы, об этом говорят, я встречался, выступал, рассказывал. Готовы почему? Потому что изменяется структура запасов. Запасы легкой нефти у нас стремительно истощаются. Месторождения-гиганты: Самотлорское, Ромашкинское нефтяное, Уренгойское, Ямбургское, Медвежье — резко сокращается добыча нефти и газа. То есть выхода нет, и готовы нефтяные компании, и готова наука. Мы предлагаем такие инновационные решения, которые позволят нам вместо падения добычи, подчеркиваю, легкой нефти, наоборот, увеличить ее добычу на 10-12 миллионов тонн к 20-22 годам. То есть мы даем 120 миллионов тонн только за счет одной нашей технологии «Темпоскрин-Люкс» и другие. То есть мы позволим, действительно, более быстрыми темпами обеспечить рост ВВП. И тогда мы по-другому выйдем на модернизацию и реиндустриализацию. Новые технологии, которые мы предлагаем, они требуют нового оборудования, новых станков и так далее. тогда нефтяники будут делать заказ, и будет модернизация этих производств уже под высокие новые инновационные технологии. Но инновационные процессы в нефтяной отрасли, нефтегазовой, они обеспечат инновационные процессы в других отраслях. Потому что не только нефтегазохимия, это новая нефтегазохимия, матричная нефть нам дает такую продукцию, которой нет на мировом рынке. Это будут гигантские финансовые ресурсы, выйдет за счет этих переделов не в полтора-два-три раза, а в десятки, а то и в сотни раз. Все это обеспечит развитие инновационных процессов в стране. И тогда в каждой отрасли, подотрасли вот эта вот модернизация будет осуществляться по определенным направлениям. В целом в стране это будет то, что мы назовем новой реиндустриализацией. |
Похожие:
 | «Мне нравится учиться. Я учусь с удовольствием. Я хочу идти в школу. У меня замечательные учителя!» Поэтому мы рассматриваем образование... | | Основные мероприятия реализации инвестиционной стратегии Калужской области до 2020 года |
 | Целью проекта является ознакомление учащихся с одним из интереснейших жанров литературного творчества -басней | | Бушуев Виталий Васильевич, дтн, проф., гендиректор Института энергетической стратегии, рф, Москва |
| Охватывает широкий круг областей взаимодействия в энергетической сфере и имеет потенциал применения в течение неопределенного периода... | | От 3 апреля 2013 года №512–р, а также в соответствии с требованиями Технических заданий Государственных контрактов на оказание образовательных... |
| От 3 апреля 2013 года №512 –р, а также в соответствии с требованиями Технических заданий Государственных контрактов на оказание образовательных... | | От 3 апреля 2013 года №512 –р, а также в соответствии с требованиями Технических заданий Государственных контрактов на оказание образовательных... |
| На тему «Внутренние и внешние следствия реализации стратегии ес по достижению энергетической безопасности» | | Стратегии сотрудничества государств – участников СНГ в построении и развитии информационного общества и мероприятиях Плана действий... |