Скачать 3.31 Mb.
|
Василий Травкин Путь далек лежит… Страницы деревенской жизни Забродил в бочонке квас, Отцвела смородина. Есть у каждого из нас Маленькая родина. Владимир Фирсов. г. Кострома Об авторе Василий Васильевич Травкин родился в 1942 году в деревне Самыловка Судиславского района. Закончил Костромское техническое училище, сельхозинститут «Караваево» и очные двухгодичные курсы в Москве при литинституте имени М. Горького. Он член Союза писателей СССР с 1982 года, преобразованного в Союз писателей России в 1996 году. Василий Васильевич работал главным агрономом, председателем колхоза, специалистом райсельхозуправления, преподавал в профтехучилище, собкором газет «Костромской край» и «Северная правда». Началом своего художественно-литературного творчества считает 1963 год – публикацию в газете «Северная правда» рассказа «Зимняя дорога». Автор тринадцати книг прозы, выпущенных московскими издательствами «Современник», «Молодая гвардия», Верхнее-Волжским издательством и типографиями Костромы. Его повести, рассказы, очерки и публицистические статьи печатались в журналах «Волга», «Наш современник», «Новый мир», «Дружба народов», «Коммунист», «Свободная мысль», «Костер», «Юный натуралист», еженедельниках «Литературная Россия», «Неделя», газете «Советская Россия», в костромских областных журналах и сборниках. Некоторые рассказы автора переведены на польский, болгарский и монгольский языки. В.В. Травкин лауреат премий имени литературного критика И.А. Дедкова (2004 г.), губернаторской премии «Признание» (2005 г.) и имени А.Ф. Писемского (2013 г.). Сюжеты беру из пережитого После вручения премии имени А.Ф. Писемского (24 декабря 2013 года) к Василию Травкину подошла корреспондент газеты «Костромские ведомости» и взяла у него интервью. - Василий Васильевич, для вас премия Писемского — не первая литературная награда. Что чувствовали, получая ее? - Конечно, радость. Я уже много лет живу в поселке Дружба Судиславского района. Жил бы я в Костроме, общался бы со своими друзьями-писателями, а там я живу один, вдали от всех, и вдруг узнаю, что мне присуждают премию. Конечно, для меня это и большая радость, и стимул в творческой работе, даже просто для утверждения самого себя в творчестве. Так что в этом смысле получение премии Писемского для меня имеет большое значение. - Вас нередко называют писателем-деревенщиком. Не обижает такое определение? - Нет, не обижаюсь. Я, по сути, и есть такой деревенщик. У меня крестьянские корни, я всю жизнь прожил в Судиславле, это все равно что большая деревня. Образ мыслей у меня деревенский, поэтому да, я — деревенщик. Помню, меня как-то причисляли к когорте таких выдающихся писателей, как Федор Абрамов, Борис Можаев, Евгений Носов. Кто они были? Их называли «деревенщики». А это такие величины! - Сейчас много говорится о том, что русская деревня умирает. Некоторые считают, что она уже умерла. Вы с этим согласны? - Деревня действительно умирает. Если взять старую карту Судиславля 1936 года, можно увидеть, что она вся испещрена обозначениями деревень. Если сравнить ее с картой 2012 года, что мы увидим? Тут деревня, там деревня, То есть Центральная Россия, откуда Русь пошла, медленно, но верно умирает. Где моя родная деревня? Где сотни, тысячи деревень, подобных ей по всей России? Умерли. А в тех, которые еще существуют, зачастую два старика живут. У нас некоторые говорят, что даже Судиславль в конце концов умрет. Население убывает, переселяется в большие города. Хуже всего то, что молодежь не остается на селе. Серьезных государственных мер, чтобы закрепить молодых на их малой родине, нет. В итоге земля, которую наши деды пахали, теперь зарастает бурьяном, ее некому обрабатывать. А без этого как деревня будет существовать? Поэтому я тоже придерживаюсь мысли, что русская деревня умирает. Мне очень грустно, я страдаю от этого, но надо реально смотреть на вещи. - Как считаете, можно еще возродить русскую деревню, или момент упущен, и мы уже прошли точку невозврата? - Есть совершенно определенные меры по возрождению деревни, но это все зависит от правительства страны. Я как-то выступал в Костромской областной универсальной научной библиотеке на своем юбилейном творческом вечере и говорил, что если бы мне встретился Путин и сказал: «Ну-ка, Вась, скажи, что нужно сделать в сельском хозяйстве?» — я бы ему объяснил, как возродить деревню. - Что бы вы президенту посоветовали, например? - А нужно-то всего лишь землю пахать, чтобы не покупать потом иностранные продукты, не завозить мясо и масло из-за границы, а свое производить. У нас такие плодородные земли, и они сейчас просто зарастают. Стыдно. Где-то я прочитал, что страна не может считаться цивилизованной, если у нее зарастают пашни бурьяном. Это страна полудикая. Считаю, что так и есть. В других странах каждый гектар возделывается, а у нас миллионы брошены. И что в итоге? Природные богатства, что нам Богом даны, — нефть, газ — продаем, получаем доллары, и на эти доллары закупаем за рубежом продукты. Не надо позорить себя перед мировым сообществом, показывать, что мы — лентяи, сами себя обеспечить не можем, и другие страны нас кормят. - Василий Васильевич, откуда вы сюжеты для своих рассказов берете? - Сюжеты беру из пережитого, анализирую, всматриваюсь в жизнь своих родных, близких, знакомых, все это потом проходит через душу, и получается рассказ. Никакого вымысла, ничего специально не выдумываю. Когда мне говорят: «Прочитал ваш рассказ, даже прослезился», для меня это высшая награда. А если говорят: «Я прочитал, ты тут наврал, не может такого быть» — значит, я что-то плохо отобразил. - Есть у вас истории, которые лично вам запомнились и стали основой для рассказов? - Хвалят у меня, допустим, рассказ про корову. Она там главный герой. Я о ней пишу в рассказе с большой буквы — Корова. Одна читательница потом мне сказала: «Как ты написал, даже у коровы-то слезы на глазах, когда ее повели на забой. И у меня были слезы». - А с цензурой вам приходилось сталкиваться? - Приходилось. Я с этим столкнулся сразу же, с первой моей изданной повестью, называется она «Наденка». Сюжет тоже был взят из жизни. Главная героиня — молодая девушка, окончила училище трактористов и работает трактористкой. Я даже имя оставил настоящее — Надя. Когда принес первый вариант повести в Верхневолжское издательство, мне сказали: «Все хорошо, но у вас в конце написано, что девушка разочаровалась в жизни и хочет уехать из деревни в город. Так не годится. Такая прекрасная девушка-трактористка и хочет уехать — это что? Призыв уезжать из родной деревни? Сделайте так, чтобы она и думать не думала, что уедет. Наденка — патриотка своей деревни, пусть она любит свою землю, дружит с сельским парнем, пусть выйдет за него замуж в конце, вот такой финал нужен». Пропагандистские интересы в то время были сильны. - Вы на это заявление как отреагировали? - Пришлось переделать финал, иначе повесть просто не издали бы. Такая политика была в советское время. После переделки «Наденку» издали тиражом 115 тысяч экземпляров. Для сравнения, последняя книжка вышла у меня недавно тиражом 500 штук. - Как книга называется? - «Любви негромкие слова». В ней собраны мои лучшие писания разных лет. Например, рассказы «Бессонная птица», «Запах полыни», «Зимняя дорога», «Письмо издалека», повести «Придет лето», «Экскурсия». Эта книга для меня важна еще и тем, что к каждой повести там есть небольшое предисловие Игоря Александровича Дедкова. Короткое, но емкое. Он одобрял мое творчество, для меня всегда это было дополнительным стимулом. - Знаю, что вы были с Игорем Дедковым знакомы лично. Свою первую встречу с ним помните? - В далеком 1963 году рискнул я явиться в редакцию газеты «Северная правда» с рассказом «Зимняя дорога». Заведующим отделом культуры там тогда был Игорь Александрович. Он принял этот рассказ, и, может быть, благодаря ему его напечатали. Иногда меня спрашивают: «Когда началось твое творчество?» Я считаю, что именно с того первого рассказа, напечатанного в главной на тот момент областной газете. В прошлом году исполнилось пятьдесят лет с тех пор, как этот рассказ был напечатан. И книга «Любви негромкие слова» – мой итог за полвека творческой деятельности. - Вы, человек пишущий, согласны с утверждением, что поэт в России — больше, чем поэт? - Это слова Евгения Евтушенко, а я, наверное, не могу так сказать. Я крестьянин в душе, люблю Сергея Есенина, Михаила Исаковского, вот мои поэты. Вообще-то я не очень образованный человек в этом смысле, прямо скажу. Но придерживаюсь своих убеждений, у меня на все свои взгляды – на прошлое, на современную жизнь. Я могу поспорить, отстаивая свое мнение, потому что всегда уверен в своих мыслях. «Костромские ведомости! № 2 за 2014 год. На снимке: директор департамента культуры М.М. Простов вручает В. Травкину премию имени А.Ф. Писемского. Путь далек лежит… Страницы деревенской жизни Часть первая Этажи родного дома Первый этаж – подвал. Для нас он имел огромное значение. В подвале хранилась картошка, все овощи, кадки с засоленной капустой и огурцами. подвал высокий, просторный, свет проникал сквозь узенькое оконце. В подвале сложена маленькая печурка, кирпичный дымоход проходил сквозь пол, возвышался над полом на полметра, а дальше шли под потолок железные трубаки. Дымоход врезался в пробитое отверстие главной русской печи. Таким образом, в зимнюю стужу обогревался не только подвал, но и жилое помещение избы. Подвал спланирован с умом. Со двора, что срублен под крыло дома, вела в подвал окосяченная массивная дверь. Через нее мать, случалось, заводила на время морозов стельную корову, чтобы не заморозить теленка. И овцы зачастую зимовали под полом, словно из преисподней доносилось их нудное блеяние. Подвальная печурка беспокоила. Приходилось часто поднимать западню, заглядывать – как там топится? Устанавливалась очередь по досмотру, меня не исключали. По крутой лесенке соскальзывал в сумрак, шуровал кочергой в топке, подбрасывал полешки. Еще подвальный отсек под сенями, под так называемым мостом, соединяющим зимнюю избу с летней, прозванной горенкой. Этот отсек еще именовали подклетью. Удивительно размышлять о разумности, расчетливости домовладельца, замыслившего и осуществившего такую удобную домовину. В подклети содержались овцы. Их загоняли с пастбища через двор. В подклети просторно, есть для света оконце, есть кормушки. И всегда тут сухо, прокопана под стеной ведущая на улицу канавка. Еще подвал – под горенкой. Из сеней вдоль задней стены вела вниз лестница. Если сойти по ней – над головой будет сельник светлый, а справа в стене прорублен широкий не загороженный лаз. Я много раз заглядывал в это подполье, даже входил туда, но ничего занятного, интересного не обнаруживал. Всюду лежали кадки, множество кадок. Мама говорила, они все суходонные, то есть щелястые, отслужившие срок. Второй этаж – главный, наше жилье, наши апартаменты, любимые уголки и закуточки. Приятные глазу не оклеенные стены с плотно забитыми кондовым мхом пазами, с небольшими в переплете окнами на три стороны света, с мощной метровой ширины половицей от порога, со слюденисто отсвечивающей матицей, удерживающей сходящие с двух сторон потолочины. Как перешагнешь порог, окажешься в прихожей на той самой широченной половице. Тут сумрачно, надо присматриваться. Слева огромный сундук, на нем, случалось, даже спали, слегка подогнув ноги. Далее – сердцевина дома – русская печь с гарнушками, в которых сушили варежки. Проход на кухню узкий, тут я всегда застревал с огромной охапкой поленьев. Кухонный стол большой, понятное дело, чтобы все убирались. Вдоль стен врублены лавки. На них каждому свое отведено место. Мое с краю, рядом с мамой. Стояла деревянная горка для посуды и кастрюль, называемая нами залавок. Из кухни дверь в большую – главную – комнату. Там тоже врублена в стену лавка, еще стол, несколько стульев, кровать с железными дугами. У перегородки еще сундук, поменьше, там хранились наряды сестер. Стоял застекленный шкаф с полками и выдвижными ящиками. В шкафу множество интересных вещичек, и я любил там рыться. Стояла у окна швейная машина, на которой ладила мама, перешивала из старомодных одежд что-то для нас – то майку, то трусы, а то и рубашонку. Комната эта – мы звали зало – видела много людей. Все деревенские жители побывали тут множество раз. Такое время шло открытое, не считались ни с чем, заходили запросто, словно в родной дом. Часто навещали, тоже без спроса, путники, прохожий люд на Волково, Говеново, Игодово. Заходили отдохнуть, подолгу сидели, беседовали с мамой. Все сочувствовали нашей горемычной жизни, удивлялись, еще как нам удавалось выживать. И мать обычно говорила: - Да, да, чего уж, семья – шесть человек, сама седьмая… Помню, несколько раз предлагали взять меня «в сынки». Что такое, я не понимал. Лишь вертел головой, смеялся. И вообще я почему-то часто смеялся, хотя все время чувствовал голод. Сестра Валя говорила мне: «Васька, ты, наверно, у нас дурачок – все тебе смешно». Что такое дурачок, я не соображал. По вечерам приходило к нам много «поседок» для времяпровождения. придут и сядут, и все. Так заведено было. А к Травкиным, считалось, проще всех. Поседкам я радовался. В доме устанавливалась мирная атмосфера. Даже мама отходила от своих завсегда тяжких дум, веселела. Появилась у нас балалайка. Я научился тренькать. Одна из поседок – Мария Петрова – неплохо играла и пела под свою игру какую-то грустную песенку. Устраивались молодежные гулянья, так называемые вечерины. За какую-то мизерную плату мать соглашалась на эти порой отчаянные гульбища. Одна такая беседа-вечерина особенно запомнилась. Может быть, мне было лет пять-шесть. Еще засветло первым явился Сергей Кузьмичев из деревни Мосеево. Пришел с гармонью, известной как «золотые планки». Снял полушубок, на груди много орденов и медалей – фронтовик, сказывали, немного не дотянул до Героя. Делать нечего, прилег на лавку, медали забрякали. Молодежь стала подтягиваться к вечеру – из Михалей, Замерья, Калугина, Волкова, Андреевки, Мосеева и даже из Воронья. Я устроился на полатях, хороший сверху обзор. Народу набилось битком. заиграла гармонь «золотые планки». Ну, здорово! Такие переборы, такие рыдающие переводы с верхних ладов на нижние, с нижних на верхние, такое раздольное звучание – хоть плачь! Стали водить хоровод – с прихлопыванием, с пляской, с частушками. Лампа-семилинейка под потолком запокачивалась. Потом плясали «Елецкого» девушки. Хорошо плясали – с дробью, сыпали частушками. Чу, елецкого играют, Шура, милая, пойдем. Горячо любить не будем, Но до гроба доведем. Потом играли «в пары». Распорядитель выхлестывал ремешком парня, тот заказывал девушку. Если девушке нравился парень – выходила, а если нет – ни с места. Распорядитель крепко хлестал по плечу, но девушка уперлась и все. Тогда заказывай другую. Пара вставала спина к спине. Распорядитель командовал повернуть головы. Если повернули в одну сторону, значит, получают задание выйти на улицу что-нибудь принести – сена клок, сосульку и так далее. Если повернулись в разные стороны, то все – садись на лавку. Такая интересная игра, удобная для знакомства, налаживания полюбовных связей. Парни начали играть «в овес». Тоже интересно. Положили на колени девушки шапку. Разыграли водящего. Сунул худосочное лицо в шапку какой-то паренек из Михалей. Руки положил за спину пониже пояса ладонь на ладонь. Стали кормить «овсом» - с размаху, со всего плеча так вдарят, так хлестанут, что паренек аж выгнется. Встанет, зыркнет по лицам смеющихся ребят: Кто? Кто? Покажет – нет, не угадал. Снова втыкайся. Ну, ему досталось! Угадал Сергея Кузьмичева по медалям – прозвякнули. Отошел к лавке, пошатываясь, потряхивая распухшими ладонями. Снова танцы, кадрили, хороводы. Все мирно и весело. Вдруг от дверей пронырнул, пригнув прикрытую драной шапкой голову, какой-то хмыренок. ворвался в самый круг, растолкал танцующих, да как подпрыгнет, да как хлестанет по лампе палкой – стекло звякнуло, брызнуло и… темнота. Взвизгнули девчата, впотьмах началась потасовка. Мама, сидящая на кухне, выскочила с мигалкой. –Ну-ко, ну-ко на улицу все! – закричала она, помахивая сковородником. |
![]() | Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены вверху страницы. (Как и в журнале) | ![]() | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... |
![]() | «Літературна Україна», «День», «Донецкий кряж», «Дзеркало тижня», «Голос України», «Високий замок», «Крымская правда», «Чорноморські... | ![]() | В этой серии нового электронного издания бул предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы жизни и творчества писателей,... |
![]() | «Літературна Україна», «День», «Донеччина», «Дзеркало тижня», «Голос України», «Високий замок», «Первая Крымская», «Чорноморські... | ![]() | «Донеччина», «День», «Дзеркало тижня», «Крымская правда», «Газета по-українськи», «Зоря Полтавщини», «Деснянська правда», «Високий... |
![]() | «Донеччина», «Голос України», «День», «Крымская правда», «Кримська світлиця», «Зоря Полтавщини»«Дзеркало тижня», «Високий замок»,... | ![]() | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... |
![]() | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... | ![]() | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... |
..На главную | Поиск |