Страницы деревенской жизни
Скачать 3.31 Mb.
|
Зина по характеру у матери считалась самой старательной и послушной. немногословная, сильно ни с кем не спорила, не пререкалась. Если мама куда-то на сутки-двои отлучалась, то Зину оставляла за старшего. Сестры обижались – напоит снятым, то есть без сливок, молоком, а сливки снимала ложкой в банку и потом отдавала матери с достоинством: накопила сметаны! В грибную пору она до ухода в Волково ранним утром успевала сбегать в перелески за гумном насобирать корзину маслят и подосиновиков. Я встаю с кровати, а мама пеняет на дочек: - Вот Зинушка-то уже полнехоньку корзину принесла, вот девка-то, вот девка-то, а вы все нежитесь!.. Вспоминается потешный случай. День Святой Троицы в Самыловке годовой престольный праздник. Зина попросила у бригадира Геннадия Ивановича Летова отгул: - Геннадий Иванович, отпустите, надо маме помочь, гости придут. – А время-то сенокос, не до отгулов. Но бригадир смягчается, говорит с хитроватой улыбкой: - Ладно, так и быть, гуляй Зинка-дура до Духова дня! – Зина смущается, машет рукой: - Да куда, Геннадий Иванович, много, мне только один день… - Собранная в круг бригада хохочет, а Зине невдомек, она не знает, что Духов день сразу же после Троицы. Зина взрослела. Насколько я помню, особого рвения к гулянкам не было, к клубным танцулькам ее не тянуло. Вот в кино ходить любила, это верно. В кино все любили ходить. Мой подрост – мелкота – тоже. Денег на билет нам не давали. Вот и старались прошмыгнуть мимо киномеханика, забивались в углы, под лавки, иных настырных девчата даже под подолом прятали. Народу набивалось – присесть негде. Садились на пол, смотрели на экран - натянутую на стену простыню – снизу, так что и разглядеть-то, что там творится, можно было с трудом. Вот также однажды, Зина рассказывала, смеясь, она устроилась смотреть, сидя на полу. А впереди ее, отклячив задницу, сидел парнишка. Кино началось, и тут парнишка – видимо, у него пошли вздутья, - начал портить воздух, да такой вонючий запах, и все как раз Зине под нос. Деваться некуда, сидела, терпела. А он все продолжает и продолжает. Чего он наелся? Послевоенные голодные годы – чего удивляться. Может, дуранды, каких-нибудь колобков из ржаной половы, гнилой картошки. Еще бы не вспучивало, не бурлило в тощем животике. Кино кончилось. Зина встала как угорелая. Пошатывало. Скорее, скорее на свежий воздух, на улицу… Жила в Самыловке семья Пакиных – две сестры и два брата с матерью Анной Полуектовной. Зимой сорок седьмого года жителей Самыловки взволновало и поразило небывалое в здешних местах происшествие. Анна Полуектовна работала в Волкове ночным сторожем, охраняла какой-то склад. И вот однажды, придя утром со сторожбы, не застала мужа Ивана. Детки еще спали, а Ивана не было. И нигде его не было – ни у соседей, ни у друзей. Но быстро все выяснилось. Анна Полуектовна знала о тайной связи Ивана с одной из полеводок подсобного хозяйства. Заглянула в сундук, в нем все перерыто, ни костюма, ни рубашек Ивана не оказалось, исчез с вешалки и его полушубок, пропали и еще кое-какие вещи. Она вышла во двор, санки, на которых возили дрова и катались с горки дочурки, тоже пропали. Спустившись с крыльца, Анна Полуектовна взглянула на присыпанную порошей тропку и замерла. Все стало ясно – по тропинке прочерчивались следы саночных полозьев и два отпечатка валенок – один широкий со строчками дратвы – Иван подшивал сапоги недавно, - другой ладненький, востроносый, - тянулись рядышком, почти что вплотную. Анна Полуектовна прошла за деревню и остановилась. Чего уж идти дальше, следы уходили прямиком к селу Воронье – там большак, там найдется автотранспорт. Сядут и покатят – ищи свищи. Вот такая приключилась история. Иван бросил семью, сбежал с любовницей. Подавали в розыск – все глухо, как в воду канули. И только лет через десять якобы засекли их где-то на Кубани. Но это уже было никому не интересно. Анна Полуектовна осталась с четырьмя детьми. Конечно, горше всего ей было понимать – брошена! Впрочем, говорить о четверых детях как-то не правомерно. Старший сын Виктор воевал в Великую Отечественную, герой взятия Кенигсберга. Вернулся домой в 47-м, отца к тому времени уже не застал. Я, пятилетний, как сейчас помню (в эти минуты находился в доме Пакиных): перешагнул через порог дверей мужчина в военной форме, на груди медали поблескивают. Анна Полуектовна как раз лежала на печи, она подняла голову – стремянка, по которой взбирались на печь, стояла у входных дверей – увидела вошедшего сына, ахнула и залилась слезами. Виктор стоял вровень с печью, он обнял голову придвинувшейся матери и они долго исступленно целовались. Я тотчас выскользнул на улицу… Немного отдохнув, Виктор устроился в леспромхоз лесорубом. Вскоре женился на нашей учительнице начальной школы Марии Ивановне Белеховой. В тот год я уже учился у нее в первом классе. Дочки Анны Полуектовны к приходу Виктора тоже обучались в начальной школе, и я большею частью бегал с ними через поле и лес на занятия. А вот второй сын Борис, подросток пятнадцати-шестнадцати лет, уже работал в подсобном хозяйстве помощником тракториста. В дальнейшем он так прикипел к механизаторскому делу, что его стали почитать в хозяйстве за механика. Осваивал любую технику – косилки, плуги, газогенераторный трактор, работающий на березовой чурке, привезли локомотив для электрического освещения деревни, тоже налаживал. В конце 50-х лет подсобное хозяйство фабрики «Искра Октября» аннулировали, и земли Волкова перешли во владения организованного совхоза «Воронский». То есть все, кто работал в хозяйстве фабрики как бы автоматически стали рабочими нового совхоза. Правда, нашлись такие, кто не пожелал переподчинения и решил уехать кто в Судиславль, кто в Кострому. Но Пакины остались в прежнем качестве. Осталась работать в полеводстве и наша Зина. Как я уже сказал, Зина к гулянкам, к разного рода молодежным посиделкам относилась равнодушно, как у нас говорили, не охоча. Но вот к нам стал захаживать Борис Пакин. Считалось, парень не гулливый, все дома до дома. А уж годков-то порядочно, под тридцать. Сестры, брат уйдут в Михали смотреть кино. Потом приходит Борис, садится на лавку рядом с Зиной. Я – на кровать под одеяло. Мама зажигает фонарь «летучая мышь» и уходит на ферму под предлогом проверить, все ли там в порядке. Но я-то знаю - догадливый – это она уходит специально: пусть посидит парочка одна. Я быстро засыпаю. Мне не известно, когда ушел Борис, когда пришла мама. Так продолжалось всю зиму. И вдруг что-то в разгар весны Борис ходить перестал. Я видел, Зина опечалилась. Мама смотрела на нее встревожено, молчала. Потом я слышал их разговор: идет посевная, он пашет, ему некогда. Но и оговорки слышал: так уж и некогда, хотя бы зашел на минутку. Даже и мне почему-то стало печально. Кажется, Зина с мамой уже свыклись со странной забывчивостью Бориса, но вот накануне Святой Троицы явилась к нам утром Анна Полуектовна. Отличалась она встревоженным, можно сказать, заполошным характером и в разговоре преобладали нотки резкие, крикливые. Вот пришла и сходу говорит: - Ивановна, слышь-ко, ведь что удумали, а! Слышь-ко, ведь жениться удумали, чтоб в Троицу свадьба! - Как в Троицу, - удивилась мать. – Троица-то завтра. - Ну и что, - тараторила Анна Полуектовна. – Все сделаем. Слышь-ко, барана зарежем, студень сварим, картошки натушим, кисель клюквенный, капуста, соленье – все есть. Слышь-ко, а! Когда она говорила «слышь-ко», то была привычка тыкать согнутыми костяшками пальцев в бок собеседницы. И не раз я слышал от мамы, что после разговора с Полуектовной болят натыканные бока. После свадьбы, немноголюдной, скромной, Зина ушла жить в Волково в семью Пакиных, они туда переехали в новый дом, построенный еще на средства фабрики «Искра Октября». Через год у Зины родилась Валя, и еще ровно через год вторая дочь – Тоня. В остальном ничего не менялось, Зина все также работала в полеводческой бригаде – с детьми водилась Полуектовна – Борис работал на тракторе, правда, на маленьком, как он говорил, не престижном – ДТ-20. Лето 61-го года выдалось сырое, дождливое, сенокос срывался, была установка больше заготавливать силоса. В Самыловке тоже трамбовали силосный курган. Завершив формирование кургана, прикрыв его слоем прошлогодней соломы, бригада, как водится, решила отметить это дело – «замочить». Выпили хорошо, Борису, солощему на вино, досталось побольше. Стали расходиться. Борис вызвался проводить на тракторе до дома бригадира Сашу Петрова – тот жил в деревне Боловинское, это три километра от Самыловки. Уехали и пропали, и на другой день их нигде не нашли. Я как раз в те дни находился дома, прибыл из Костромы на каникулы, где учился в техническом училище. Помнится, прибежала из Волкова всполошенная Зина: - Борис с Сашей пропали, нигде нет!.. А дожди все лили и лили. Но через двои суток дождь прекратился, выглянуло солнце. Вода в ручьях и речках пошла на спад. Вот тогда все и обнаружилось. Перед самым Боловинским, огибая холм, текла речка Меркиш. Через речку перекинут бревенчатый мостик. Кто-то, проходя мостиком после спада воды, обратил внимание на торчащий обод тракторного колеса. Сомнений не оставалось – трактор в воде. Кто-то нырнул, удостоверился – там, оба. Не трудно было все представить. Выпивший Борис, въезжая на подтопленный мостик, правым колесом не угодил между продольных слег, удерживающих бревенчатый настил, поехал с внешней стороны слеги, где-то на середине опрелые концы бревен обломились и трактор, перевернувшись, ушел в воду, придавил к земле обоих, так как он был без кабины. После гибели Бориса Зина еще жила года три в Волкове. Деревня, однако, хирела. Чего говорить, глухой уголок, граница с Островским районом. Люди продолжали уезжать. Вот и Зина с соседкой Шурой Кононовой решили перевезти сносный еще дом в сельцо Михали, стоящее на берегу реки Меры – там и магазин, и медпункт, и клуб. И, самое главное, телятник на 100 голов, всегда работа найдется. Стройка далась Зине нелегко. Как еще смогла выкрутиться. Но уже через полтора года обустраивалась в старых на новом месте стенах. Дворик отдельный тоже плотники сладили. Там и корова с теленком, овцы, курицы. Трудилась все годы Зина старательно. Назначили ее кладовщиком, но она и в бригаде работала, успевала. Стремилась заработать, а в то время в скотооткормочном совхозе «Воронский» зарплату выдавали вовремя и не плохую. Так и жили год за годом – все время содержала большое домашнее хозяйство, в совхозе работала, не зная выходных, растила дочек. Валя и Тоня, закончив школу, уехали в Буй. Вскоре вышли замуж. К матери наезжали редко. А между тем сельцо Михали обезлюдивалось. Медпункт прикрыли, но самое главное, нарушили телятник – средоточие коллективной работы, источник материальной опоры. К этому времени подошел Зине пенсионный возраст. Назначили ей пенсию высокую – 120 рублей. Радовалась, не зря трудилась не покладая рук. спасибо родному государству! С такой пенсией жить можно. И как бы само собой пришла мысль: а чего тут корпеть, надрывать руки в бесконечных хозяйских делах, все уезжают – кто в Судиславль, кто в Кострому, в другие города. Надо и ей ториться в жизнь многолюдную, для старости удобную. Написала письмо сестре Валентине, чтобы подобрала в Костроме квартирку или домик подходящий – деньжат на покупку жилья Зина специально копила, знала, не миновать переезда. Валентина поиском занималась усердно. Несколько раз вызывала Зину смотреть. Та приедет, взглянет снаружи, зайдет внутрь – не нравится. – Ну что ты, Валя, такое убожество, конура какая-то… Но вот с третьего или с четвертого захода ей приглянулась квартирка на улице Ивановской, полдомика какого-то старинного склада, строение приземистое под железной крышей, стены из кирпича толстенные. Правда, оконца маленькие, но ей-то как раз это и понравилось. И особенно важно – отопление от природного газа, котел свой – это привело Зину в некоторое замешательство, ведь надо будет им управлять, но тут же и успокоилась – научится. Таким образом вопрос с жильем, с переездом благополучно разрешился. Но по первости Зина сильно тосковала по деревне, тревожилась, что сидит без дела, так бы и вышла во двор к скотине, пообихаживала бы грядки, сбегала бы утречком на опушку леса, покосила бы травы, посидела бы на пенечке, слушая пение птиц… Постепенно, с трудом приноравливалась к городской жизни – ходила в ближние магазины, в аптеку, особенно приглянулся ей колхозный рынок, нравились торговки картошкой, всякой овощью, такие простые, приветливые, разговорчивые – родная ей публика. Чуть ли не через день навещала ее Валентина. Сядут обедать, вспоминают деревенское житье, страдалицу маму, голодовку. Валентина внушала ей, что надо ходить в церковь, молиться надо, ставить свечи, исповедоваться, причащаться – как же без этого, надо самой позаботиться о себе, ведь здесь, на земле, мы в гостях, а там будем дома. Зина сходила в церковь раз, еще раз, еще, ей и понравилось, стало тянуть. Валентина была несказанно рада за нее. Вот так и живет в самом центре Костромы моя вторая сестра три десятка лет – великая труженица, честнейший человек, рядовой член могучего некогда пласта российского крестьянства, разрушенного, раскиданного по городам и весям. Третья сестра Нина Нина испытала всю методику воздействия волевой советской системы - тяжелый, ничтожно оплачиваемый труд, почести, пропагандистское восхваление, забытость, брошенность властью на произвол судьбы. Как бы это мне все припомнить, толково рассказать о ее своеобразной жизни, хотя бы основные приметы, характерные для людей той эпохи. Помнится, мать называла ее озорницей. А какая она озорница! Как я теперь понимаю – послевоенное время, недоедание, жизнь впроголодь. Ну она порасторопней была, посообразительней насчет чем бы насытиться, похитрее. Что-нибудь да урвет украдкой, опередит сестер и братьев. Мать что-нибудь спрячет подальше съестное, хвать – уже почали, а то и ополовинили. Кто это сделал – Нинка! Я вспоминаю: все мы были не прочь что-то выгадать, ухватить первыми, что и делали, но маскировались, отнекивались, сваливали на Нину. А мама верила. И Нине попадало. – Ах ты, прохиндейка! Озорница! – кричала мама. И помню, Нина плакала, с горечью воспринимая напраслину. А мы молчали, может, и переживали, зная, что она не виновата, но молчали. Мама постоянно бывала в хлопотах, в заботах. Как она говорила: - Такая орава сядет за стол – чем накормить! – Это она откровенничала с зашедшими в дом деревенцами. Особенно помнятся ее беседы с путниками на Говеново, на Игодово – заходили отдохнуть, сочувствовали, ахали и охали. Задача матери – пристроить куда-нибудь дочек, все будет ей облегчение. Об учебе и не вспоминали – три-четыре класса и достаточно, какая учеба, что в ней толку! С Валентиной определились – трактористка, Зине тоже нашлось место – полеводка в подсобном хозяйстве. Вот куда бы теперь пристроить Нину? Приезжала в сельцо Михали Евдокия Геннадьевна Травкина, москвичка. Они с мамой снохи, мужья – родные братья. Евдокия Геннадьевна тоже вдова, ее Иван погиб под Москвой в 41-м. Евдокия Геннадьевна пришла как-то к нам в Самыловку поговорить с мамой, вспомнить былое. Вот тут-то они и сговорились насчет Нины. Евдокия Геннадьевна заберет ее с собой в Москву в няньки. Помню, ко мне обратилась: - Васенька, насобирай ты мне березовой чаги, это такие наросты на стволах. – Я тут же вспомнил про упавшую березу за ручьем, покрытую овальными, наподобие лошадиных копыт наростами. – Говорят, хорошо помогает желудку, - добавила Евдокия Геннадьевна. Нина, уж не знаю, легко ли восприняла весть об отъезде в Москву, только через два дня ее уже дома не было. Я же не забыл просьбу насчет чаги. На припечатанном к земле стволе этого гриба росло уйма. Руками мне ее не удалось оторвать. Я сбегал за молотком, под ударами копыта отлетали с берестяным треском. Мама собрала вместительную посылку, вложила письмо. Через некоторое время пришла ей от Евдокии Геннадьевны ответная посылка. Чего там только нет, таких лакомств я еще не пробовал – сухари сдобные, вафли, баранки, конфеты всякие… |
Похожие:
 | Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены вверху страницы. (Как и в журнале) | | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... |
| «Літературна Україна», «День», «Донецкий кряж», «Дзеркало тижня», «Голос України», «Високий замок», «Крымская правда», «Чорноморські... | | В этой серии нового электронного издания бул предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы жизни и творчества писателей,... |
| «Літературна Україна», «День», «Донеччина», «Дзеркало тижня», «Голос України», «Високий замок», «Первая Крымская», «Чорноморські... | | «Донеччина», «День», «Дзеркало тижня», «Крымская правда», «Газета по-українськи», «Зоря Полтавщини», «Деснянська правда», «Високий... |
| «Донеччина», «Голос України», «День», «Крымская правда», «Кримська світлиця», «Зоря Полтавщини»«Дзеркало тижня», «Високий замок»,... | | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... |
| В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... | | В этой серии нового электронного издания бул пользователям Библиотеки предлагаются материалы, раскрывающие малоизвестные страницы... |